Вильям Богуславский - Тетрадь из прикроватной тумбочки больницы «Асута» (Записки импотента) и другие повести

Мы приблизились к приземистому зданию, нам объясняли, где начало пути. Собирались люди. Из нашей группы решились пройти по туннелю несколько человек. Лев Абрамович отказался, а я встал в очередь.

То, что Иерусалим – место невероятных событий – было понятно, но оказывается – под живым современным городом находился рукотворный подземный лабиринт туннелей, высеченных залов, запутанных переходов. Тут и копи царя Соломона и спасающий город водовод, а главное – где-то здесь запрятаны таинственные сокровища всего Востока, и все эти изрезанные переходы – следы поиска сказочных богатств.

Иду в очереди, жаркий воздух постепенно сменяет прохлада, и сужается понемногу пространство. Впереди спина человека, за тобой, почти вплотную, напирает другой, появляется вода, и по камням вначале можно ее переступать, но воды все больше и холодно хлюпает она по ногам, покрывая обувь. Наклоняется впереди идущий, и ты горбишься вслед за ним – каменный лаз становится все теснее, и тут тебя начинают обступать нешуточные мысли. А вдруг этому человеку станет плохо и он упадет, может – и ты тут задохнешься, в самом деле становится трудно дышать, а сзади тебя толкают и покрикивают – этот путь прошли тысячи людей, неужели им тоже становилось страшно в этой каменной могиле? Где это синее небо и жаркое солнце, где эта зелень!? Так мало знаешь, и не узнаешь больше! Но шире становится шаг, расступаются своды, и брезжит свет – выход в конце тоннеля!

Я могу проклинать и ругать себя семами последними словами, но ничего не изменишь. Я не могу вспомнить случай, чтобы я откликался на ее просьбы! Еще долго я буду упрекать себя! Только Изенька, только Изенька! Может, в последнее время что-то чуть поменялось. Но это мрачные оправдания!..

Я уже посещал ульпан и знал буквы алфавита. Однажды вернулся домой с занятий, но мамы не застал. Обычно она всегда ждала меня в это время с обедом. Я ждал еще, может, час, вышел на улицу и на углу дома увидел ее. Она обрадовалась.

– Ты понимаешь, я спутала дома!

– Два шага от магазина и спутала дома!? Смотри на них лучше!

Ничего я не понял, а это был первый сигнал.

В следующий раз я застал ее в скверике. Она сидела на скамейке с мужчиной и, жестикулируя, что-то ему объясняла.

Я подошел, а мужчина спросил меня, кем я ей довожусь.

– Она у вас как радио!

Всего лишь несколько недель – и самое худшее стало понятно.

Она купалась под душем, я был чем-то занят в другой комнате. Окликнул ее – ответа не последовало. Я к душевой… Дверь открыта, но мамы не было, на лестничной площадке тоже, я вниз на улицу, народу много.

Ко мне подошёл какой-то человек и сказал по-русски:

– Тут миштара забрала голую женщину. Я остановил такси и сказал: «Миштара».

Под каким-то стеклянным барьером мама сидела на низкой скамейке, на нее была наброшена какая-то ветошь.

– Изенька, почему я здесь?

Мне вначале казалось, что я раньше что-то не досмотрел, но мрачное слово «Альцгеймер», как камень, нависло, и то, чего я не знал, стало тяжелой повседневностью. Лев Абрамович меня навещал.

– Никто не знает, как бороться. Есть бейт авоты. Там врачи!

– Нет!

Я ее дважды клал в больницу, но там долго не держали; три-четыре дня. Домашний врач – доктор Виктор – регулярно появлялся, ей выделили метапелет (женщину по уходу на дому за больным). Анна Петровна, очень заботливая, услужливая женщина, готовила нам, ходила за покупками, стирала белье.

Я каждый день водил маму в скверик на прогулку, и, казалось, не было ухудшений. Но вдруг она перестала подниматься с кровати и отказалась ходить. Добавили ей еще одного метапеля Володю, медбрата, все знающего, но физически слабого. Маму надо было купать, поднимать, переворачивать. Появились пролежни – все делалось только с моей помощью. Уж какой тут ульпан!

!!!

И тут еще эта грязная история! Мне надо было отдать деньги за квартиру. Я приготовил две тысячи шекелей, положил пачку в ящик стола до прихода хозяина. Ящик задвинул неаккуратно, так, что деньги были видны. Через какое-то время собрался деньги отдать, открыл до конца ящик, но денег не было. Я всполошился. В квартире за это время были метапель и метапелет, приходил Лев Абрамович, приходил сосед по квартире и врач. Полицию вызвал Лев Абрамович. Надо сказать, буквально в течение часа появились два человека. Полицейский в форме майора поздоровался, снял фуражку и провел рукой по совершенно голой бритой голове, странное сочетание – густые черные брови и голый череп – производили впечатление чего-то очень грозного. Фуражку он снова надел и на плохом русском спросил:

– Кто пострадавший!?

Переводчиком был Лев Абрамович.

Другой полицейский – видимо, следователь, в гражданской одежде, с белым алюминиевым чемоданчиком. Он осмотрел комнату, ему не понравилось открытое окно, почти на уровне подоконника начиналась крыша следующего дома; вполне можно было проникнуть. Он открыл чемоданчик, долго возился, сыпал порошок, искал следы и заявил, что проникновения, судя по всему, не было, однако следы могли убрать.

Полицейский писал протокол.

– Кто был в комнате? – спросил он. Врач, Лев Абрамович отпали.

Сосед, оказывается, дальше прихожей не заходил. Оставались метапели.

Володя сказал:

– Я деньги в столе видел, но их не трогал. Марья Петровна запричитала:

– Ой, горе какое! Так хороших людей обидеть. Я денег даже не видела!

– Кого вы подозреваете? – спросил меня бровастый полицейский.

Я молчал. Как сказать, что человек – вор!?»

– Вы называйте любого, – переводил Лев Абрамович, – мы в отделении разберемся.

– Не могу указать на человека, что он вор!

– Это ни к чему не обязывает.

– Не зная, не могу обвинять!

– Назови! – сказал Лев Абрамович.

– Нет!

Полицейский внимательно посмотрел на меня, еще раз повторил вопрос, потом подвинул мне бумагу:

– Подпиши!

12 января 2003 г. Мрачный, мрачный Новый год!

Маме становилось все хуже, снова больница, снова предложение положить ее в Бейт авот. И мой отказ.

Я часами сидел возле нее, держал ее руку, и так мне было тяжело… Ее любовь ко мне была безмерна. Всплывали картины далекого детства, которые я бы никогда раньше не мог бы и вспомнить… Я нахожусь в кроватке, папа с мамой в кровати рядом и почему-то я плачу и кричу:

– Я падаю, мне страшно!! Папа мой говорит:

– Держись за кровать! Мама набрасывается:

– Что ты пугаешь ребенка! У тебя сердца нет! И забирает меня к себе!

…………………………..

Она перестала меня узнавать. Смотрела куда-то вверх и повторяла;

– Что со мной будет!

Коахадам – так именуются офисы по трудоустройству. Русскоязычный усатый пожилой человек сидел за письменным столом. Была небольшая очередь – в основном, темнокожих ребят, я переждал.