Ирина Бухарина - Кающихся грешников нельзя отталкивать

– Завтра прилетаю. Встреть меня.

Когда он приехал в аэропорт, поразился, почти не узнав жену в помолодевшей, загорелой, какой-то будто бы чужой женщине.

– Надо же, как можно измениться за несколько месяцев, – подумал он, – может, и характер изменился тоже, – прокралась осторожная мысль.

– Ну и куда ты меня повезёшь? – своим прежним руководящим тоном спросила жена.

– Посмотришь. Есть варианты. Где понравится, – он снова слегка оробел.

Он привёз её в двухкомнатную квартиру. Она осторожно вошла, огляделась, походив по комнатам и кухне, заглянула в санузел и неожиданно спросила:

– Ты что, решил развестись?

– Нет, – слишком быстро, пожалуй, ответил он. – Просто нам стало как-то трудно жить вместе. Но, если хочешь, переезжай в однушку, а я буду с сыном.

Он вопросительно посмотрел на неё, ждал очередного клейма и вердикта.

– Ладно, переночую здесь, там видно будет. Езжай, я устала.

Он уехал и только дома сообразил, что не оставил ей ключи. Звонить и получать очередной нагоняй не хотелось, но он всё же позвонил.

– Дверь же запирается изнутри, ну и чего ты меня будишь, я уже прикорнула. Привезёшь ключи завтра, – скомандовала она.

– Сейчас добавит – болван безмозглый, – он даже не клал трубку, ждал завершающего слова, но в трубке раздались гудки.

Ключи он смог привезти только в обед и снова ждал, что жена с порога начнёт пилить его за опоздание, а, может, вообще после вчерашнего не станет с ним разговаривать, схватит ключ и выпихнет в коридор. Он был готов ко всему. Она впустила его в квартиру, и он заметил, что вещи почти разобраны и всякие мелочи расставлены как-то по-другому.

– Значит, приживается, – подумал он и спросил осторожно, – ну как, ничего? Или не нравится?

– Да нормально, – почти одобрительно ответила она, – пойдёт.

Так они и стали жить. Он у себя, она у себя. Он жил так, как ему нравится – сидел часов до трёх ночи у компьютера, спал, если не было лекций, до двенадцати, не спеша делал зарядку, завтракал где-то в два. Правда, через какое-то время ощутил как бы сбой с прежнего ритма. Утром его часто будили звонки коллег или студентов, он понимал, что рабочий день давно начался, и все уже заняты своими делами, но никак не мог поднять себя с постели. Ночью стал замечать, что начиная читать аналитику, перескакивает на какую-то ерунду, совершенно ему не нужную. Думал:

– Да, жена бы меня, пожалуй, привела в норму.

С женой они иногда перезванивались, так, по-деловому: как дела, как здоровье. Однажды он сказал:

– У меня такой классный балкон, ты бы мне посадила какие-то цветы что ли.

– Да пожалуйста. Покажи сначала, что за балкон.

Когда они вошли в квартиру, она, увидев чистоту и порядок в прихожей, сказала:

– А у тебя тут неплохо.

А когда зашла в комнату, увидела довольно аскетичный интерьер: телевизор, небольшой диван, книжный шкаф. Тут же спросила удивлённо:

– Ты что, спишь на этом диване?

– Нет, конечно.

Он распахнул тяжёлую портьеру, за которой стояла большая двуспальная кровать.

– Ничего себе, – ахнула жена, – это же ещё почти одна комната, – здорово устроился. Ну давай показывай свой балкон.

Здесь ей понравилось ещё больше. Балкон выходил в уютный зелёный скверик, залитый солнцем. Фигурные каменные балясины, как почти во всех сталинках, живописно белели на фоне зелени деревьев. Он уже купил ящички и горшки для растений. Она попереставляла их так и эдак и заявила:

– В воскресенье едем на садовый рынок.

На рынке она долго выбирала какую-то рассаду, и вскоре на балконе запестрели фиолетовые, розовые и белые петуньи, засияли рыжие бархатцы, полезли другие, не известные ему растения. А когда темнело, в воздухе разливался неповторимый томный аромат ночной фиалки.

Из армии пришёл сын и чуть ли не с порога заявил, что женится. Милую девочку Наташу и её родителей они знали, так что никаких возражений не было. И скоро дети стали жить вместе в одной из комнат двушки.

Однажды вечером жена неожиданно появилась у него на пороге.

– Ты чего так поздно? – удивился он.

– Да знаешь, они там шушукаются, бегают туда-сюда, как будто меня не замечают, целуются, я им, наверно, мешаю. Как-то грустно стало. – Жена и впрямь выглядела какой-то жалкой.

– Ну проходи. Я телик смотрю, про рыбалку.

– Я тоже люблю этот канал, – сказала жена.

– Неужели? С каких это пор, – удивился он, – не знал.

Они сели рядом на диване. Она положила голову ему на плечо. На экране перед ними проплывали невиданные заморские рыбы. Заморские же рыбаки ловили их и, осторожно снимая с крючка, возвращали в воду.

– Зачем они их отпускают? – спросила жена.

– А ты думаешь, надо поймать и обязательно съесть, – засмеялся он.

– А что? Отпустить и снова поймать? – задумчиво сказала жена.

– Не знаю. Я, когда ловлю, не отпускаю, – ответил он.

– А может, мне переехать к тебе, – вдруг заявила жена, – у тебя вон какая кровать большая.

– Давай, переезжай, а то я всё время забываю твои цветы поливать.

– Эх ты, башка дырявая, – нежно сказала она и погладила его по слегка поредевшей седой шевелюре.

Мы познакомились в роддоме. Хотя говорить о знакомстве, наверное, сложно, поскольку эта Надежда, кажется, так и не запомнила тогда моего имени. Я была ей не интересна, так же, как ещё трое девиц в нашей палате, которые мечтали о детях – двое, в том числе и я, лежали на сохранении, ещё одна – на контроле после проведённого ЭКО. Пятой пациенткой была уже взрослая женщина, лет за сорок, не знаю даже по какому поводу, но вот с ней-то у Надежды сложились какие-то дружеские взаимоотношения.

Дело в том, что Марина Даниловна была преподавателем вуза, который окончила Надежда и где ещё учился её то ли муж, то ли кавалер, от которого она собиралась делать аборт. О чём ей было разговаривать с нами, юными, тупыми, на её взгляд, мамашами, уже имеющими по одному ребёнку и всеми силами старающимися приобрести ещё по одному чаду.

Когда она негромко разговаривала с Мариной, мы всё равно слышали, как она рассуждала о том, что жизнь так многообразна и прекрасна, что отдавать её на заклание семье и детям просто глупо. Вот она единственная дочь у родителей. Они воспроизвели её на свет довольно поздно и ничуть об этом не жалеют. Зато путешествовали, переезжали с места на место, и ничего их не обременяло. Они театралы, книгочеи, и она тоже любит именно такой образ жизни.

Я, любительница читать всё подряд, выписывающая толстые журналы и изучающая их от корки до корки, наивно поинтересовалась, а как она относится к последнему роману Даниила Гранина «Зубр», на что получила ответ:

– Я такие вещи не люблю.

– А кого же из писателей вы любите? – с удивлением спросила я, зная, что читающий народ как раз только и обсуждал этот роман.