Константин Кулиев - ИЛИ́Я

– Быстрее! – раздался писклявый голосок наблюдающего поезд.

– Слышь, чего разорался! Помоги давай лучше, – ответил один из тех троих, что волокли холодильник к рельсам. По-видимому, это и был Гл герой, поскольку он с детства обладал обостренным чувством справедливости, которое в данный момент, вероятно, вызвало в нем обиду, несмотря на то глупое предприятие, которое они затеяли, даже не подозревая о возможных его последствиях. Это говорит, пожалуй, о том, что духовные качества присущи человеку от рождения, в отличии от общих нравственных и сознательных.

И тот, что стоял на рельсах, вдруг метнулся к ребятам и, видимо, пристыженный данным замечанием, стал помогать им миновать последние десятка полтора метров, отделяющих маленьких несмышленышей от зоны их испытания. Протащив холодильник оставшееся расстояние и установив его прямо на шпалах между рельсами, все четверо бросились врассыпную кто куда, занимая самые удобные позиции для наблюдения. Двое залезли на рядом стоявшие гаражи, один взобрался на электровышку (но не на самый верх, а так, чтобы было видно рельсы, скрывавшиеся за бугром: т. е. метра на три в высоту), а Гл герой уже изначально себе приметил местечко, с которого он будет следить за ходом «эксперимента», посему сразу устремился к небольшому дереву, которое ждало его метрах в двадцати от путей. Добежав до него, он ловко и бесстрашно, как могут одни лишь дети, вскарабкался на него по голым веткам и, притаившись, равно как и все остальные его товарищи, стал ждать результата. Стук колес и завывание поезда уже приближались и становились слышны все отчетливее. Через минуту все должно решиться. Мальчишки не сводили глаз с холодильника и даже не моргали – для них это был момент истины… – Вот, уже совсем близко! – думал каждый из них, считая секунды. Уже прошло тридцать секунд, как Гл герой взобрался на свое дерево. Звук поезда усиливается… вот он появился из-за поворота, так что и его теперь стало видно всем ребятам… – Ну все, теперь точно меньше полминуты и что-то произойдет… – И только ребята приготовились насытиться зрелищем, как внезапно, откуда ни возьмись, с другой стороны железной дороги к холодильнику подбежал неизвестный мужчина и легким движением рук откинул холодильник подальше от рельс, а сам ринулся к маленьким разбойникам, заметив их шкодные мартышечьи физиономии, затаившиеся неподалеку кто где.

– Эй, а ну стой! Стой! – завопил незнакомец, приближаясь к перепуганным озорным мальчишкам, стремглав слетавшим со своих наблюдательных постов и удирающим прочь.

– Упростим задачу, – Гл герой, не дождавшись ответа от зрителей, вновь обращается в темный зал. – Положим, вам предложили нагрубить прохожему в обмен на денежное вознаграждение.

Он медленно обвел взглядом присутствующих, затем, угрюмо склонив голову, выждал несколько секунд. Хотя уже было понятно, что никто ничего не ответит. Да и сам оратор это знал еще до того, как задавать столь неудобные для простых смертных вопросы. На самом деле отвечать на них и не требовалось. Суть риторических вопросов в том, что, достигнув сознания слышавшего их, они раскрываются, подобно сухим чайным листьям, попавшим в кипящую воду, и рождают совершенно неожиданный для слушающего эффект: отвечая на подобный вопрос в своей душе, человек достигает того понимания и того смысла, которого он бы ни достиг ни при каких других условиях воздействия.

– Ну же, смелее! – выпалил Гл герой. – Кто и за сколько пошлёт на хер незнакомца? Сколько же стоит ваша мораль? Отчего вы так за нее держитесь?

Голос мужчины приобрел оттенок раздражительности, но она не была естественной: скорее играла роль некоего усиливающего фразу заряда.

– Потому что могут быть последствия, не так ли? – он мягко улыбнулся. – И я бы уже не назвал то моралью, ибо это страх. Ведь сама по себе мораль независима… непредвзята.

Подбросив монетку, которую он до сих пор не выпускал из руки, в воздух и резким движением захватив ее обратно в плен, Гл герой грациозно развернулся от края сцены в сторону стоявшего в центре нее высокого стула и вальяжно направился к нему, по пути продолжая уже через плечо обращаться к сидящим в зале:

– Невозможно служить двум господам одновременно: либо одного будете ненавидеть, а другого любить… или одному станете усердствовать, а о другом нерадеть.

Здесь Гл герой уже обогнул сцену и встал позади стула, сомкнув свои крепкие, жилистые пальцы на его металлической спинке и пронзая раскаленным взором сгущенную впереди тьму.

– Ибо кто кем побежден, – он немного помедлил, – …тот тому и раб.

А вот и еще один эпизод из прошлого нашего загадочного Гл героя, где он пребывает уже в более сознательном возрасте, но все равно недостаточном, чтобы в полной мере отдавать отчет своим действиям. Итак, здесь ему около шестнадцати лет, и возраст сей весьма относительный по своей сути. В старину с этого периода у юношей начиналась взрослая жизнь: они женились, заводили семьи, шли на войну, перенимали часть хозяйства и отделялись от своих отцов, владели определенным ремеслом… А нынче поступают в различные колледжи, где беспечно проводят еще несколько лет в праздности и дурачествах. Наш же герой не поступал в колледж, но также оказался подвержен распутству и глупости, которые царят в обществе повсеместно и очаровывают молодых, неосновательных людей. Прячась на крыше пятиэтажного дома со своим товарищем, они расслаблялись, покуривая травку. Было облачно. Легкий ветерок игриво колыхал их зыбкие пряди волос. Затянувшись пару раз, друг Гл героя передал ему самокрутку и, подержав немного в себе дым, выпустил его с облегчением, а следом, как бы невзначай, выдал фразу:

– Я всерьез увлекся эзотерикой.

– Да, ты говорил, – невозмутимо ответил Гл герой, затягиваясь травкой. – И что? Что-нибудь понял для себя? Я просто не верю в эту хрень.

– Зря! Много чего понял, брат, много чего… Рассказать?

– Нет, не сейчас, – с улыбкой возразил юноша, по-видимому, привыкший к тому, что друг не обижается на его прямоту и скепсис. – Давай че попроще.

Друг немного замялся: несмотря на дурман, резкость товарища на сей раз заставила его смутиться. Он подавил легкую обиду и стал рассказывать первый пришедший на ум анекдот.

На дворе возле дома стояла оживленная атмосфера. С детской площадки до ребят доносились задорные крики малышей. Звук шуршащих по асфальту автомобильных шин то приближался, то убывал. Прямо под общим карнизом, вопреки общественным правилам, припарковался соседский внедорожник и, выплюнув своего владельца, остался неподвижно стоять, переводя дух. Сосед направился прямиком к своему подъезду и скрылся за его дверью, а ребята, сидя на крыше пятиэтажки, уже успели посмеяться старому, затертому до дыр анекдоту.