Марк Полещук - Часовщик. Сборник рассказов

Когда последние коробки разместились в просторной гостиной, Купалёвых настигло осознание. Большая и просторная квартира с видом на Фонтанку, с фантастическими высокими потолками казалась осуществившейся мечтой. Каждому досталась своя комната: Катерине Матвеевне, живущей вместе с сыном с тех пор, как ушёл из жизни её муж, Игорю и Юле, мальчишкам – младшему Мите и старшему Сашеньке. Кое-как разложив вещи и заказав еду на дом, Купалёвы собрались в просторной гостиной: просто сидели все вместе, боясь спугнуть счастье. Казалось, что уж в этой квартире всё будет по-другому, жизнь начнётся какая-то свежая, новая и небывалая. Такая, о которой снимают кино.

Так оно, в сущности, и оказалось.

>>>

Александр Купалёв появился на свет тринадцатого февраля. Бабушка по отцовской линии, Катерина Матвеевна, узнав дату рождения внука, сразу подумала, что ребёнок будет «холодный», но мысль вслух не озвучила.

С ранних лет Сашенька, а никак иначе дома его не называли, вёл себя на удивление тихо и отстранённо. Он редко кричал будучи малышом, так что родители заподозрили у него какие-то психические проблемы. Юля долго ходила по неврологам и психиатрам, пока все ответы не сложились в успокаивающую мантру: «Всё с вашим ребёнком в порядке. Просто он вот такой у вас тихий. Считай, повезло!»

Сомнения нет-нет да задевали материнское сердце, но когда Сашенька пошёл и заговорил, когда начал читать, – много раньше сверстников – они улетучились. К тому же на подходе был ещё один ребёнок, фокус понемногу сместился в сторону младшенького, Мити, который родился с подозрением на водянку. Новый виток записей на приёмы к врачам, сидения в очередях и консультации захлестнули молодую мать. Сашенька сначала перешёл в зону компетенции отца, хоть и любящего сына безмерно, но вечно занятого и уверенного, что «всё с Сашкой хорошо», потом – бабушки. Катерина Матвеевна хорошо относилась к внуку, её нельзя было упрекнуть в недостатке заботы, но, не чувствуя от мальчика тепла, она, сама того не осознавая, относилась к нему с прохладой. Поведение Сашеньки оставалось прежним. Взрослые убеждали себя, что старший всё понимает. Но ошибались. Взрослые вообще часто ошибаются насчёт детей.

Сашенька злился.

Он наблюдал за тем, как вихрь теплоты и заботы закручивается вокруг болезненного Мити, который на поверку оказался здоровым. Сашенька видел, как маленький уродец верховодит родителями, срываясь на крик по малейшему поводу; читал в карих глазах брата насмешку над своим жалким положением. Всё-таки их связывали другие узы, нежели дитя и родителя. Четыре года разницы. Сашенька помнил то время, когда внимание взрослых было приковано к нему, и уж он-то им не злоупотреблял. Потому Сашенька и возненавидел Митю. Он считал, что каждая улыбка, заливистый смех, нелепые попытки младшего встать направлены только на то, чтобы отнять те крохи родительской любви, что ещё доставались старшему. Сашенька отмечал про себя, что с Митей чаще гуляют, бегут к нему чуть что, отдают всё, чего бы он не пожелал. Кроме одного.

Ещё до переезда Сашеньке начали сниться кошмары. Он просыпался среди ночи, вскакивал с постели и бежал в родительскую спальню. По пути взгляд цеплялся за тёмные углы, в которых дрожало что-то неведомое, похожее на чёрные щупальца из документального фильма про осьминогов. Сашенька точно знал, что если будет бежать быстро, они не успеют его схватить. Он забирался к родителям в кровать, а они настолько выматывались за день, что просто клали его между собой под одеяло. В этом коконе из теплоты и запахов папы и мамы Сашенька чувствовал себя в абсолютной безопасности. Обычно кошмары приходили пару раз в неделю. Старшие Купалёвы решили, что явление это временное и скоро пройдёт само. И лишних денег на детского психолога тоже пока не было.

Переезд что-то сломал в устоявшейся схеме, и неделю Сашенька спокойно ночевал в своей комнате, не тревожа домашних. Родители лелеяли надежду, что кошмары ушли навсегда, но в ночь с воскресенья на понедельник страшные сны вернулись.

– Юль, он уже взрослый. Пора бы отучить его от нашей кровати, – сказал Игорь тем же утром, когда сын покинул родительскую постель и отправился в ванную.

– Знаю. Но ему же страшно! Мне мама рассказывала, что я тоже бегала, а потом как-то всё само прошло.

– Просто нужно с ним поговорить.

– Ну и поговори!

– Ну и поговорю.

Вечером отец подозвал Сашеньку, и вдвоём они отправились в комнату мальчика.

Разговор больше напоминал монолог. Сашенька с первых же слов понял, что ничего хорошего он не услышит, – детская интуиция работает лучше взрослой. Он молчал, пока его омывал поток пустых слов: «уже взрослый», «должен подавать пример брату», «настоящие мужчины не боятся выдуманных чудищ». Подозрения закрались в детскую голову в тот момент, когда мать суетливо поцеловала его в лоб перед сном. Конечно, дело в Мите. Он как-то устроил так, чтобы Сашенька лишился последнего оплота родительской любви!

Ночью Сашенька проснулся с гулко бьющимся сердцем и смутным ощущением, что где-то рядом опасность. Он и думать забыл о разговоре, о хитром младшем брате и новеньком ночнике на прикроватной тумбочке. Юркий и незаметный, Сашенька вмиг очутился у большой кровати и хотел уже вползти ужиком между мамой и папой, как вдруг увидел курчавую голову Мити. На своём месте.

Страх мгновенно сменился пылающей ненавистью. Развернувшись, Сашенька вернулся к себе.

>>>

Страх настиг его уже в комнате. Грудь Сашеньки ходила ходуном, и он, накрывшись одеялом, представлял, как Митю утаскивает в подвал на даче огромный осьминог, как опутывает щупальцами и сжирает. Почему-то следом за младшим братом в подвал отправлялись и бабушка, и папа. Только мама оставалась наверху, в комнате, а он приходил к ней и ложился рядом.

Воздух в комнате остыл, изо рта мальчика вырвалось облачко пара, и он в недоумении замер, разглядывая окно. Оно покрылось инеем изнутри. Что-то зашуршало под кроватью. Сашенька вжался в матрас. Он знал. Чудовище. То самое, что давно охотится на него.

Сашенька не видел, как из-под кровати медленно вытекла густая чёрная жидкость. Она поглотила ковёр и разлилась по всему полу. Свесившись с кровати, можно было легко её коснуться. Жидкость не двигалась, но шорох под кроватью не утихал, сколько бы Сашенька не зажмуривал глаза.

«Нет. Нет. Пожалуйста, нет».

Почему чудовище не кошмарило Митю? Почему не хотело сожрать его? Ведь он подходил куда больше. Сашенька всегда был послушным, а младший часто капризничал и орал во всё горло. Даже говорил родителям и бабушке «отстань!», а они всё равно его прощали. Что было бы с Сашенькой, позволь он себе такое? Его бы наказали. Но не Митю. Ему дозволено всё.