Владислав Лукьянов - Смерть бывает приятной. Сборник рассказов

Бросив свою сигарету, огонь которой начинал добираться до кончиков пальцев, он пытался говорить уверенно, но дрожь пробиралась через его горло:

– Что ты такое говоришь? Где мне взять машину, видел ведь, где я живу.

– Ты ведь пил пиво. Я предположил, может ты это и был.

– Будто только я здесь пиво пью. Полгорода бухает, так это ещё минимум. Кого не встречу – хлещет лучше Ельцина! – И он чуток усмехнулся, однако быстро прервал прорывающийся истерический хохот, подбирающийся всё ближе. – Мы кстати почти дошли. Вот, видишь тот дом? Там вы и жили, на четвёртом этаже. Сорок третья квартира, как сейчас помню.

Дом скорее похож был на тюрьму, чем на жилое здание. Тёмное, без каких-либо источников света из окон квартир, а сами они сделаны из стекла, креплениями для которого являлись железные, диагональные прутья, и иногда украшенные задними шторами с цветками всевозможных оттенков, вытканными умелой рукой швеи, батрачащей на заводе уже не первый год и имеющая такие же шторы в своей однокомнатной, уединённой квартире третьего этажа, купленные за сто рублей на распродаже в магазине для закрытия от света, что бьёт прямо в глаза, отчего она слышит постоянно недовольные голоса малых детей, Насти и Даши, кричащих: «Мама, закрой нас от солнышко, ничего не видно!».

– Господи, зачем оно так ярко горит? – Задала она сама себе вопрос, не нуждающийся в ответе, и закрыла окна своими же, купленными шторами, погрузив комнату во тьму, в угоду детям. Что видели они во тьме? Этого мы не узнаем никогда, но она привлекала их своей загадочностью и безграничной свободой. Ты мог воссоздать у себя в голове любой мир. С любыми правилами. Для Насти и Даши это было спасением от света, что был уродлив и неказист. Для женщины это было потуханием последней надежды. Вскоре, ткачиха была найдена повешенной на работе. Она соткала крепкую верёвку, использовав все оттенки нитей воедино. Смерть необычайна красива в своей трагичности, не правда ли?

Подходя ближе к дому, Пётр начал замечать надписи на стенах: «В тридцать третьей живёт шлюха!», «Люда, я тебя люблю», «SлиV Fooтak D3vачEK:…» и ссылка на чей-то телеграмм канал, освещённый первыми лучами солнца, проникающими сквозь щели домов, оставляя полосы тепла на бездушных кирпичах, покрытыми безвкусными граффити.

– Чего так рассматриваешь номера телефонов? Хочешь себе пару шлюх заказать, отпраздновать новоселье в родной дом? – Подшучивая, говорил Василий, понаблюдав за внимательным взглядом Петра, не отводящего глаз от народных искусств.

– Мне кажется, слово «шлюха» слишком пренебрежительно. – Сухо ответил Пётр.

– И как их именовать тогда по-другому? – Ухмыльнувшись, сказал Василий, и начал подниматься по ступенькам под маленькой, железной аркой вверх.

– Девушки, которым повезло меньше, чем остальным.

– И откуда у тебя успела появиться любовь к проституткам, а, Петька? Познакомиться с некоторыми успел?

– Не помню. Но почему-то, мне их искренне жаль. Можем ли мы им как-то помочь?

– Сами себе помогут, если захотят. Не забивай голову себе дурными мыслями – у каждого своя работа, нечего лезть не в свои дела. Сначала вспомни о семье, затем уже размышляй, какого живётся городским шлюхам. – Сказал Василий, уже подошедший к двери и набравший ряд цифр, после которого дверь отворилась и холодный воздух понёсся с тёмного тоннеля, подымающегося с каждой ступенькой всё выше.

– Но как ты думаешь, смог бы я полюбить ту, что продаёт свою любовь каждому желающему?

Василий не ответил на вопрос Петра, посчитав его слишком «дурным», как он часто любил говорить о вещах, что не присущи ему самому. Но Пётр, поразмыслив не больше минуты, смог ответить для себя на заданный им же вопрос.

«Но как бы ответил Бог?» – Спросил у себя в голове Пётр, желая и от Всевышнего получить ответа. Но его не последовало. Как и всегда.

– Можем проходить. – Сказал Василий и обернулся к своему племяннику. Тот же всё рассматривал непристойные рисунки и надписи, будто видел их в первый раз. – Петя, не стой на месте, я уже замёрз, сосулькой сейчас стану, давай, забегай!

Войдя на лестничную площадку и подымаясь к первому этажу, они остановились на промежуточной площадке. Пётр заметил, что с Василием не всё в порядке – с его носа начала течь резко кровь, а некоторые капли начинали засыхать на его небрежном, коричневом пальто.

– У тебя проблемы с носом? – Спросил Пётр, после чего старик провёл пальцем меж ноздрей и увидел красную жидкость, что покрыла всю кожу багряным полотном.

– Чёртово давление. Ничего страшного, подымайся на четвёртый этаж, я пойду за тобой, – и проведя рукавом по носу, он начал медленно следовать за Петром.

Пройдя первый этаж, Васе стало ещё хуже – у него начала резко болеть голова, будто по нему ударяли тяжёлым молотом, и он попросил остановиться Петра на минуту. Упёршись рукой об стену, он опустил голову и не шевелился, закрыв глаза и согнув ноги в коленях, чтобы упереться о ящик для почты, заполненный до отказу и окружённый несколькими выпавшими письмами.

Постоя минуту и издавая тяжёлые звуки, будто от нехватки кислорода, он воспрянул, выпрямившись спиной, насколько мог (Вася был горбатым), и сказал:

– Идём дальше. Похоже похмелье началось, ничего страшного, только протяни мне руку, тяжело подняться.

– Хорошо, держи, – и Пётр выпрямил свою руку, за которую схватился Вася. Они пошли дальше.

Однако их совместный поход окончательно остановился на втором этаже. Площадка была вся заполонена светом, в котором мерцала летающая пыль, создавая обескураживающий вид. Но Василию плевать на него – ему стало крайне плохо. Он, топнув ногой через последнюю ступень ко второму кругу ада, упал наземь, замертво, схватившись обеими руками за голову.

– Вася, что с тобой? – Встревожился Петя и начал нервно пытаться оказывать упавшему дяде первую помощь. Но перевернув его лицом к себе, Пётр увидел, что его нос разбит от падения на пол и кровь покрыла всё лицо. Со рта начала вытекать пена, и тут Вася начал быстро дёргаться, из стороны в сторону, будто от приступа эпилепсии. Но это была не она.

Пётр, откинувшись в страхе от своего дяди, хотел позвать помощь, обратившись к первой же соседней двери, но Василий остановил его, сказав: «Иди на четвёртый этаж. Оставь меня. Всё пройдёт» ели внятным голосом, а пена полилась на пол от потоков воздуха, что доносились изо рта.

Племянник послушался его и быстрым бегом рванулся к четвёртому этажу. Третий он и вовсе не заметил – столь он устремился к своему дому, надеясь, что там будет телефон, по которому он вызовет скорую помощь. И вот, он стоит перед сорок третьей квартирой и резким ударом плечом выбивает единственную на всём этаже деревянную дверь. Свет же успел покрыть всю площадь дома. Издался крик Васи. От сильнейшего блеска, Пётр закрывает глаза при входе в квартиру.