Владимир Макарычев - Проданный Дом

Только сейчас Цветков увидел кровоточащую рану на щеке.

– Кастетом, со спины, – объяснил тот причину ранения, – да не на того напали.

– Боксер? – уважительно спросил Михаил.

– Боевое самбо, – прозвучал тихий ответ.

Разговору продолжится помешала остановившаяся у ворот машина. Из желтого такси выходила Светлана. Она сразу обратила внимания на кровоточащую щеку мужчины:

– Мальчики, вы подрались?

Взрослые мужики виновато потупили взгляды. Женщина по-хозяйски взяла их под руки, направляясь к дому.

С Улыбиным была хорошо знакома. Здесь с Михаилом иногда бывали. Профессор понимающе достал аптечку, а Света умело обработала Валерину рану. Профессор жестко выдавил:

– Дружкина работа. Его манера действовать исподтишка, чужими руками. Так?

– Кому же больше, – устало проговорил раненый.

– Оставайся, парень, ночевать, – предложил Улыбин, – так спокойнее.

Вардани с благодарностью отказался. Как только за ним захлопнулась дверь, Светлана не удержалась от комментария:

– Чудные дела творятся в Чухлово. Взрослые мужики, а ведете себя мальчишками. Чего не поделили?

Мальчишки-мужики молча отмахнулись. Наскоро выпив чаю, отправились спать.

3

В этот раз биологические часы Цветкова дали сбой. Давно уже не вставал так поздно. На мобильном телефоне высветилась цифра 8.25. На измятой подушке длинный женский волосок и пустая половинка кровати. На прикроватной тумбочке змейкой скрутились черные колготки.

За окном рассвет походил на надвигающееся ненастье. Осень нехотя соглашалась с правилами наступающей зимы. Хмурилась. То же самое творилось в душе Михаила. Необъяснимая тревога усилилась от голоса Улыбина. Деревянный дом не отличался звукоизоляцией. Сознание выхватывало обрывками события прошлого дня. Несвязные и от того еще более тревожные. Зазвонил телефон.

– Не хотел вчера беспокоить, – вкрадчивым голосом начал разговор брат, – пришла хорошая новость. Банк снял претензии по нашей задолженности.

Михаил окончательно проснулся. Пресекая панибратство, не сулящее ничего хорошего, резко прервал:

– Не нашей, а твоей.

– Конечно, моей, – не ожидая скорого отпора, младший брат пошёл на попятную. – Документы вчера налоговики оформили. С квартиры автоматически снимается запрет на продажу.

– Я не смогу выехать к тебе, – с сожалением проговорил Михаил, втайне радуясь не напрасно потраченным усилиям в родном Макарове.

– Приезжать не нужно, – тон на другом конце изменился с благодарного на требовательный. – Если не будешь возражать, я продам квартиру. Покупатель нашёлся. Твою долю обязательно верну. Договор только что подписан.

Наступила пауза. Михаил оказался в состоянии прохожего, перед которым свалилась глыба льда с крыши. Обдала смертью, предупредив о ненадежности человеческой жизни. Не показывая слабости, собравшись, надломленным голосом ответил:

– Делай, как знаешь. Квартира родительская. У нас равные права. Денег мне не нужно. Хотя, верни сумму, затраченную на ремонт.

После неприятного разговора долго смотрел в окно на наливающееся свинцом тяжелое утро. Не жалел похожую на собачью конуру сорокасемиметровую трешку с запредельными коммунальными платежами. Ругал себя за неумение сохранить родительское, семейное. Важное не только для него, но для детей, внуков. Вспомнил радость в семье с получением квартиры в каменном доме. С собственным туалетом. О ванне тогда и не мечтали. Как с приехавшей из Ленинграда теткой-студенткой в корзине перевозили посуду, узелки с одеждой. Со съемной квартиры. Плетеная корзина на деревянных полозьях служила универсальным средством для хозяйственных перевозок зимой. В ней он тащил в гору белье с колоды, брата из садика, дрова из сарайки. Корзина – единственное, что сегодня пришло на память. Он её в детстве ненавидел из-за непосильной тяжести. Через много лет корзина принесла пользу. Приняла на себя нарастающую злобу за действия родного брата. Оказалось, кроме него, семейные реликвии никому не нужны. С утратой родительской квартиры оборвалась связь с целым куском прошлой жизни. Детства и Юности. Тот период для него был важен, что мёд для пчелы. Снова на память пришли тоскливые, как глаза бродячей собаки, стихи Лидии Егоровой:

«Дом – несколько брёвен встык.

Дом – в горле застрявший крик.

Дом – в памяти мамин взгляд.

Дом – колокол, как набат.

Куплен отцовским трудом

До-о-о-ом, до-о-о-ом, до-о-о-ом…»

Жалко стало не родительскую квартиру, а Лиду, давно уехавшую из родных мест в Москву. Кроме замечательного цикла стихов «Моей глубинке» не оставившей ничего после ранней смерти. Ни детей, ни семьи. Большой город, словно штормовое море, проглотил её в своей пучине. Похоронили Лиду не в Москве, а в родном Чухлове, как завещала. Скоро предали забвению, забыв заменить деревянный крест на памятник. Те, кому она посвящала стихи, оказались неблагодарны.

Втроём, молча ели пресную кашу. Светлана, учитывая диабет профессора, приготовила диетический завтрак.

Суд назначен на одиннадцать. Полтора часа для маленького городишка, где всё в шаговой доступности, не время. Женщине не удержать любопытства.

– Милый, кто такой Валерий? Мы идем на суд? Дело надумано. Разве посмеяться. Что профессор такой мрачный? Ты у меня заночуешь? Нас сегодня вечером пригласила подруга на день рождения. Как ты?

Вопросы сыпались, как крупа через решето. Михаил не отвечал, не желая раскрывать суть происходящего. Кивал головой, на что Светлана резонно заметила:

– Равнодушный стал. Надоела? Наигрался женщинкой?

Специально нарывалась на конфликт. Михаил напротив, уходил от скандала. Выяснять отношения при Улыбине не было резона. Без их ссоры хватало переживаний. Наконец, профессор раскрыл секрет плохого настроения:

– Сухроб не появился со вчерашнего дня. Денег не вернул. Странно. Миш, крикни его на улице. Пусть зайдет в дом.

Ежась от холодного ветра, пахнущего снегом, Михаил напрасно звал работника. Из старого домика вышла женщина, закутанная в шаль поверх цветастого халата. Концы шерстяного платка надежно прятали плечи, выделяя небольшой животик. Потерянным голосом отвечала:

– С ночи не было. Поцеловал, словно прощаясь и ушел. Куда, не сказал.

Михаил вернулся в дом, передав разговор, пошутил:

– Беременна работница, не от тебя ли?

Улыбин усмехнулся:

– У меня все в этот раз беременные. Коровы тельные, свиноматка, козы. Чего же и женщинам не быть на сносях. Хозяйство то растет.

Рассчитывая закрепить позитив подыграла Светлана, спросив, как ей казалось, о приятном:

– Приезжал летом Павел?

Михаил с осуждением глянул на Свету. Предупреждал, с братом профессор поругался еще два года назад, когда в родительском доме поселил работников. Павел с женой, приехав из Хабаровска в отпуск, не захотели жить в новом доме. В знак протеста сняли квартиру.