Татьяна Таран - Дорога на Горностай

После этого разговора Дорохов проникся к местным жителям жалостью, старался помочь, поддержать щуплых кампучийцев, подставляя своё плечо для самых тяжёлых мешков. Кроме прямой помощи провиантом, следовало обучить крестьян премудростям стивидорной работы. Руководители первой экспедиции русских докеров в Кампучию сколотили для этого интернациональные бригады.

В одной из них Дорохов и трудился как самый обычный грузчик, работая с кампучийцами плечом к плечу. Выучил несколько слов по-кхмерски, старался утром приветствовать временных соратников на их языке: «Сусдэй! Сок сабай!», что означало «Здравствуй, как дела?» Ответа, конечно, он бы не понял в любом случае, но кампучийцы при этом расплывались в улыбке, и общая атмосфера теплела.

Рядом с крепкими парнями из мощной страны под названием «Союз Советских Социалистических Республик» маленькие и худые люди напоминали детей. Впрочем, были среди них и дети – малолетние жители портового города, для которых докеры построили детский дом. Родителей многих из них убили полпотовцы.

Кроме того, ему удавалось проявить себя и как инженеру. В порту и прилегающей к нему части города требовалось наладить разрушенную войной водопроводную систему. Сергей вызвался помочь. Элементарный чертёж насосной станции и столь же простое его воплощение привели местное население в восторг. Девушки обливали друг друга водой из ковшиков, смеялись. Мокрые платья липли к их худеньким фигуркам с едва наметившимися женскими округлостями. Но выдержанные советские парни даже бровью на них не вели. «Сролань» – «любовь» в переводе с кхмерского – между командированными и местными запрещалась строжайшим образом.

– Три месяца воздержания! И чтобы никаких телесных контактов с местными красавицами! Ничего, перетерпите. Моряки и подольше вашего болтаются в железных коробках по океанам. И ничего, живые! – проводил с ними политинформацию комиссар отряда ещё на родине, до отправки к чужим берегам с пальмами и туземками.

Так что ни о каких шашнях с кампучийками никто из них даже не помышлял. На торжественной церемонии открытия водонапорной станции герою дня пожали руку и повесили на шею благоухающие бусы из белоснежных цветов плюмерии и жасмина. А потом отвели в сторонку – и предложили остаться для восстановления разрушенного хозяйства.

«Был бы тамошним министром флота или строительства… – думал Дорохов, шагая до конца бухты в привычном прогулочном ритме. – Вон, олигархи сейчас за миллионы долларов острова себе в Камбодже покупают. А мне бы даром дали. Местных инженеров-азиатов тогда по пальцам пересчитать можно было – всех поубивали на войне. Из тех, кто выжил в джунглях, одни крестьяне и остались… Вот и было бы для меня „дело всей жизни“, я понимаю. Масштабы, цели. Не то, что эти лодки с моторами да пятьсот метров по причалу. И каждый день – одно и то же, третий десяток лет. Да только кто бы мне тогда разрешил остаться? Руссо коммунисто – облико морале…» – грустно усмехнулся владелец яхт-клуба.

Привычным движением он размял шрамы на левой ладони. Каждый раз, глядя на них, он вспоминал, как заработал себе ту чёртову травму в тропиках. И как пришлось обращаться к врачу, без чьей помощи он бы не справился с этой, на первый взгляд, пустяковой болячкой. Вот только рана оказалась куда опасней – как для здоровья, так и для личной жизни.

Когда бы Сергей ни вспоминал об этом, по сердцу будто пробегали электрические разряды, сбивая обычный пульс в хаотический перестук. И в подсознании вдруг всплывала кардиограмма, на которой самописец выводил не абстрактные волны и зубцы, а вполне конкретные буквы. На розовой, в мелкую клетку бумаге они складывались в женское имя «Нина».

Эти нервные, заполошные буквы напоминали о первой, сладкой и преступной измене Сергея своей Ирине, оставшейся дома с маленьким сыном. В той жаркой каюте с Ниной он забыл обо всём – и о наставлениях комиссара, и о вожделенной корочке коммуниста, и о жене.

Так и гулял бы Дорохов вдоль причалов, дыша морским воздухом и вспоминая молодость. Но мартовское солнце светит, да не греет. Свежий ветерок, просачиваясь сквозь тонкую, «на рыбьем меху» куртку, вынудил его вернуться в офис.

– Лена, собери совещание на четырнадцать часов. Обсудим противопожарную готовность на летний период. Нужны руководители подразделений и ответственные по технике безопасности. – Отдав распоряжение секретарше, он прошёл к кабинету и взялся за ручку двери. Но вдруг, обернувшись, спросил: – А сколько тебе лет?

Девушка растерялась. Она полагала, что шеф в курсе насчёт её возраста. На работу принимал, анкету смотрел.

«Забыл, что ли? Совсем уже старенький. Голова, вон, наполовину седая. А я ведь ему сказала на собеседовании. Но этот хотя бы добрый! Вот предыдущий – зверюга был…» – подумала Лена, а вслух ответила:

– Двадцать четыре.

Ни кокетничать, ни спрашивать «а вам зачем?» ей в голову не пришло. Сейчас её занимали другие мысли. О предстоящем выступлении на рок-концерте, с которым она связывала большие надежды.

«Вечером у группы репетиция. Если соло-гитарист снова придёт бухой, придётся нового искать. До колик уже достал своими выкрутасами!

– Ленусик! Звезда рока! Мы порвём всех, вот увидишь! С твоим вокалом мы первые форева! – повторяет он ей всякий раз одно и тоже. Ждёшь его на репетицию, как дура, а он заваливается никакущий… Но без него как? Пальчики у него офигенские, когда трезвый – летают по грифу, как у Блэкмора. А набухается – лопату в руках не держит. Два года уже сыгрываемся – и всё псу под хвост? Опять на летний фестиваль не попадём?»

Даже не обладая эффектной внешностью, в своей рок-тусовке Лена чувствовала себя королевой. Группу делает вокалист, она это знала прекрасно. Подумаешь, внешность! Что, все известные рокеры – красавицы и красавцы? Да и безупречное знание английского наделяло её непререкаемым авторитетом среди своих.

«А вдруг и на мировую сцену прорвёмся? Кто там на русском нас слушать будет? – думала дальше Лена, проводив взглядом шефа в кабинет. – На летнем фесте надо выступить так, чтобы все понаехавшие продюсеры упали и не встали. Потом придут и слава, и деньги. И уже не придётся тут больше зад просиживать да кофе подавать. Пришла сюда за олигархом с яхтой, а тут одно старичьё со своими любовницами. Дома у них ещё и жёны с детьми. А то и со внуками. Даже шоколадки от них не дождёшься, а замуж и подавно никто не позовёт. Только время здесь трачу попусту!»

На эту работу Лену устроила мама, Татьяна Кормушкина. Школьная подруга бывшей жены шефа – Ирины. Несмотря на развод Сергея с Ириной, мама продолжала дружить с обоими, и потому, не стесняясь, позвонила Сергею Семёновичу с просьбой трудоустроить дочь. У Лены с мамой отношения были жёсткими, но сама она даже с дипломом приличной работы найти не могла. Не в школу же учителем идти, с высшим-то образованием! Вот и приняла «добрячок» от матери, – впрочем, как нечто само собой разумеющееся.