Татьяна Таран - Дорога на Горностай

В дополнение к вину Дорохов принёс конфеты «Птичье молоко». Через дорогу от краеведческого музея, где он по утрам махал по асфальту метлой, работал кондитерский магазин «Алёнушка». У входа в него с рассветом выстраивалась вереница людей за дефицитными конфетами. Сергей занял очередь затемно и добыл целых две заветных коробки, а больше двух в одни руки и не давали.

На вечеринке, затеянной в одной из комнат четвёртого этажа, студенты весело галдели, обсыпали друг друга самодельным конфетти из цветной бумаги и фольги от шоколада. Телевизор в жилые комнаты не полагался, на всё общежитие он был вообще один – в Красном уголке, но посягнуть на святое (перетащить его на 4-й этаж) никто не решился. За неуважение к партийно-комсомольским ритуалам можно было запросто вылететь из института. Поэтому чокались кружками и стаканами, сверяя стрелки наручных часов по принципу «среднего арифметического».

Нехитрую закуску смели со стола очень быстро, лёгкий алкоголь звал куражиться, танцевать, флиртовать. Дело молодое! Кто-то ещё допивал вино, но постепенно комната пустела: все уходили в актовый зал, где комендант разрешила потанцевать.

Дорохов доедал из общей тарелки картошку, когда за стол к нему подсела Ира Самсонова:

– А ты пойдёшь на танцы?

Сергей уставился на неё так удивлённо, словно увидел впервые.

«А ей-то зачем это знать?» – подумал он про себя, а вслух сказал:

– Нет, я не умею танцевать.

– Ну, хочешь, научу?

– Не люблю танцы.

– Тогда и я не пойду. Из солидарности!

– Как знаешь… Ладно, я к себе, спать.

– А ты из какой комнаты? Можно посмотреть? Я только у девчонок была, интересно, как парни живут. Говорят, у вас там двухъярусные кровати проволокой прикручены друг к другу, это правда?

– Ну да, прикручены, что тут такого? Мы так сделали с пацанами, чтобы в комнате просторней было. На место одной из кроватей стол для занятий поставили. Тесно же вчетвером, а заниматься всем нужно.

– Как интересно! Ни разу не видела двухэтажных кроватей. Покажи, а?

Дорохов пожал плечами:

– Ну, пойдём, покажу. Все на танцах, не помешаем никому. Да только ничего интересного там нет.

В комнате и вправду никого не было.

Впустив девушку внутрь, Сергей потянулся к выключателю, чтобы зажечь свет. Но Ира сказала:

– Не надо! В темноте романтичнее. Дай мне ключ.

Сергей не успел ничего ответить, как Ирина сама взяла из рук парня ключ, вставила в замок и повернула на два оборота.

Дорохов не понимал, что происходит. Но Самсонова была решительна.

Развернувшись к нему, она сказала:

– Не бойся, я не пьяная и при памяти. Когда-то же это должно со мной произойти. Почему бы не сейчас? Будет что вспомнить про этот Новый год…

Сергей и опомниться не успел, как Ира одной рукой обняла его, прижалась к плечу. Второй рукой проследовала вниз по пуговицам рубашки, не без труда расстёгивая одну за другой. Запах духов «Быть может» (название потом узнал от тёщи) заворожил его. Никогда раньше он не слышал дамских ароматов. На третьей пуговице Сергей уже сам помогал ей справиться со всеми трудностями ─ стакан «Агдама» придавал уверенности. Всё правильно, всё так и должно быть.

Из-под двери пробивалась тонкая полоска света от коридорных ламп. Больше их не беспокоил никто. Новогодний праздник, танцы до утра. Всем было весело, шумно и радостно.

Сергей Семёнович встал из-за стола, надел куртку и вышел в приёмную:

– Лена, я пойду прогуляюсь.

Привычно кивнув, секретарша закрыла за шефом дверь. Каждое утро, независимо от погоды, он обходит свои владения. Моцион!

Весна неспешно заходила на побережье. Её приметы из года в год были одни и те же. Лёд в бухте потемнел. Лужицы, кое-где растопленные солнцем во льду, блестели серебряными блюдцами посреди взъерошенной белой крошки.

На прибрежной полосе понемногу открывались проталины – галька вперемешку с ракушками. Чайки, словно чуя скорый разлом льда и доступную рыбалку, носились очумело и беспорядочно от моря к берегу и наоборот. Цель их перемещений в воздухе никакой логике не поддавалась.

«На всю округу такой ор подняли, будто делят сферы влияния. Ещё и рыбы для кормёжки не появилось, лёд стоит, а у них уже разборки, – подумал Сергей. – Всё, как у людей…»

Окраинную бухту, каких на городском побережье предостаточно, когда-то занимали военные, и добраться сюда в прежние времена было почти невозможно.

Нет, дорога была, и отличная. Путь среди сопок к режимному объекту устилал даже не асфальт, а огромные квадраты бетонных плит. Оно и понятно – подвоз снарядов по кочкам и бездорожью мог стоить жизни. Поэтому стратегические дороги делались всерьёз и надолго. «Бетонка», построенная ещё во времена Советского Союза, исправно служит и по сей день. Но Дорохов провёл к яхт-клубу нормальную асфальтированную дорогу, чтобы клиенты не страдали от дискомфорта, проезжая по жёсткому покрытию.

А на той, параллельной, дороге специально оставили, как раритет, надпись перед шлагбаумом: «Стой! Стрелять буду!» В середине девяностых случайно завернувшему сюда путнику других вариантов не предлагалось. Или стой – или прощайся с жизнью. Одной такой вывески хватило бы, и без шлагбаума. Желающих добровольно соваться под пули всё равно б не нашлось. И так после развала Союза куча людей полегла и за бизнес, и вообще ни за что в тупых бандитских разборках.

Сколько уж лет прошло?

Сергей Семёнович вспомнил, как четверть века назад (господи, времени-то сколько уже пролетело!) – не год, не десять, а двадцать пять лет назад привезли его сюда, молодого инженера-гидротехника, лихие парни на джипе и приказали:

– Вот тебе море, сделай тут пирс для наших яхт. И давай, твори с размахом, бабла не жалко. Ввалим, сколько надо.

Так же, как эти птицы, ребятки урвали себе в смутное время кусок берега для пропитания.

Тогда Сергей и не представлял, как из жалких остатков причала можно сделать гавань для яхт. Судя по ржавым сваям, торчавшим из воды, как гнилые зубы у бомжа, хозяина здесь давно не было. Перестройка, затеянная новым руководством страны, прошумела где-то политической трескотнёй, а до окраин докатилась вот таким катком, превратившим былое военное могущество державы на дальних берегах в разрушенные пирсы и полузатопленные корабли.

В моду вошло новое слово – «конверсия». Применительно к военно-морскому городу это означало сокращение рабочих мест на оборонных заводах, а то и полное этих заводов закрытие. Кто из начальников смог, тот и отвоевал для себя хотя бы несколько помещений. В ночные смены станки и оборудование демонтировали и перемещали из нескольких цехов в один, чтобы сэкономить на платежах за электричество и коммунальное обслуживание. И поутру операторы этих станков выходили уже на новое место работы.