Анастасия Тихомирова - Эскалатор бытия, или Сборник рассказов

антивещества. И потому они испытывали все по-новому, причем влечение у агнца было к

обоим полам. И тогда он понял суть сексуальности и как она велика и как ее можно направлять

и использовать для созидания – не выпускать и держать в себе на привези. И он начал

безудержно писать и писать. Это было очень заметно для их соблазнителей. Перед этим он

попросил у бармена листы и ручки, и писал.

Отец за всем этим наблюдал и был очень, предсказуемо, зол. Он хотел их вернуть, но одумался и

решил, что их большее наказание на земле. Они пришли непредвзято. Лишениями овитые. Но

забыть их легко. Так что сейчас они бродят по земле, не то, чтобы скитаются, наоборот.

И встретил агнец солнцестояние в жаркую сиесту и полюбил женщину, которая так ускоренно

перебирала руками клубнику, о, ее ломкое от худобы тело, которое надо хранить как реликвию. И

персидские ковры, застилающие от солнца ее глаза – в тени неоправданной – не померкшие

глаза, огрызающиеся, и он влюбился в нее, но это для меня понятно, что он влюбился, но для него

это распыление чувств, которые затем стрелой вонзились в самое сердце. Она была едкая и

проворная во всех делах, за ней было не поспеть, так что он долго приглядывался и наблюдал,

чтобы потом подкрасться и бац! Но он не сделал этого, а просто созерцал ее красоту. Вдруг она

уронила большой тяжелый ящик с фруктами, и он затрепетал в конвульсиях о ее здоровье,

которое было распределенным по всему нежному телу – витамины сделали ее непревзойденной.

И переливающиеся раскачивающиеся деревья в разные стороны – составляли суматоху на фоне ее

целостности и продуманной ловкости – продавец фруктов – не была продавцом по существу – она

уже выкарабкалась из этого. При наблюдении за ней агнцем, она резко ушла вдаль, забрав с

собой клубнику. Она тащилась и ела клубнику всю дорогу, пока агнец не поставил ей подножку.

– Стойте, не суетитесь! – говорит он ласково и нежно.

– Что Вы сделали, вы толкнули меня! – она спонтанно крикнула.

– Простите, что Вас потревожил…

– Да, Вы, кем бы не являлись, меня потревожили!

Сколько девственной злобы, она еще не тронута миром – она защищается изо всех сил, хотя это

бессознательно. Я убежден, что никакой рациональности не живет еще в ней. «Как ваше имя?» —

хотел спросить агнец, даже при том что знал его, так как наблюдал за ней долгое время и

выкрики ее босса, когда тот завывал-звал ее. Так вот и обозначение агнцу – ее имя – было совсем

не нужно. Но есть одно «но». Люди только так затеивают разговоры с незнакомцами.

Но ее красота была священна и непредсказуемо-лихая, она то пряталась в тени, то выходила под

лучами белого солнца. Он так засмотрелся на нее во время этого разговора – молчания тет-а-тет,

что рухнул без сознания и очнулся с ее ликом у себя в глазах – таким родным и радостным, что ее

тревогу он даже не заметил. Ее красота была невинна и подтверждающая все слова, когда-либо

написанные о любви поэтами. Его сердце так билось, что он подумал – это легкая смерть, что он

пережил все, что можно пережить в насыщенности ее бровей, ресниц и волос. И тогда он поняли

красоту и стал сочинять, и сочинил композицию, посвященную ей – «Ave Maria». О, Мария. И дал

себе имя Франц Шуберт на этой земле. И даже ни капельки не образованная, Мария, поняла

сочиненный труд Франца и отдалась ему – и эта платоническая любовь заставила озеро

превратиться в ручей и все озера окружающие их наполнились грацией и потекли, гонимые

ветром. Они не хотели гасить чувства, направляя их в бесполезную страсть. Оба не хотели. Мария

была рождена, как узнал у нее Франц, в обеспеченной семье, но после войны все ее братья и

родители погибли – ей было пять лет – ее забрали в приют и ничему не научили – только разве что

корысти и умению продавать – ах! – все это превращает сердце в камень! Но она выпуталась из

этого изощренного гнилью и вонью места, избавилась от абсурдного проживания жизни.

Еще Франц написал музыкальный момент три в F minor – он удивил ее сполна. И они решили

зарабатывать этим на жизнь.

Он начал писать симфонии и дописал до восьмой и не закончил ее, он понял, что тело мужчины

говорит ему, что пора уходить от каждодневной красоты, что есть еще виды, на которые он

должен без предвзятости посмотреть сам, кроме того он совсем забыл о брате.

И он покинул Марию и оставил ее в слезах, уродующих ее лицо и постепенно разъедающих. Она

бежала за ним безустанно, и ему пришлось грубо с ней поступить, чтобы избавить ее от вечной

тоски напрочь и оставить только секундную озадаченность и некоторую ненапыщенную

проходящую злость. Он не знал еще, что это было его самый тяжким испытанием, что горечь

проглотит его и он так и не допишет восьмую симфонию, она останется незаконченной…

Он решил, пройдя разные долины и города, поступить в университет на композитора. Кроме того,

показывать свои музыкальные работы известным композиторам Австрии, и он даже не мог

подумать, что прославится. Но скоро его работы не остались недооцененными, и он прослыл

гением. Франц много учился. Он, из-за невосполнимой утраты, которую осознанно утратил, стал

пить, много пить – не спал всю ночь и пил-пил. Он пил в местном кафе и вернулся домой к утру —

встал, оделся и направился в университет. Ему хотелось отдохнуть и сделать это со вкусом – он лег

на лестницу, на проходную лестницу. Все шагали мимо него, переступали, пока одна отважная

женщина не напугала его своим воплем и не прогнала его. Он вымолвил, что можно ли ему здесь

остаться – ему удобно – она была в недоумении. Экстравагантность он распылял повсюду. Потом

он забежал со скрипкой в класс философов и начал стремительно играть свою композицию.

Он долгое время проводил со своим учителем и что-то крылатое начал к нему испытывать. Это

было что-то невнятное и тонкое, эластичное, как бы он этого не раскручивал и не растягивал, все

время в одной поре – и сердце его снова забилось, так что вот-вот выпрыгнет. Он подумал это

привязанность, но некуда было бежать, это было намагниченная любовь. Он испытывал ее без

всякого стыда и быстро искренне об этом рассказал своему учителю, с которым все делился. Тот

попятился и начал объяснять, что это ошибка, наш Франц – юнец, который путает свои чувства.

– Возможно, ты мне просто благодарен…

– Да, я Вам благодарен, но кроме этого, я вижу в Вас необъяснимую красоту…

– Что Вы такое говорите?

– Я люблю Вас…

Франц впервые захотел кого-то поцеловать – он набросился на мистера Грина со вспышкой в

глазах – он крепко взялся за его плечи и начал целовать его в каждый уголок губ. Мистер Грин