Аль Странс - Любить аутиста. Осенняя сказка в тридцати четырех актах с эпилогом

Он, однако, с течением времени заметил холодок в их отношениях, не видел интереса со стороны Анны к нему и к тому, чем он занимается, хотя старался угождать ей во всем, как и прежде. Не было между ними и той любви, о которой он мечтал, начитавшись романов. А ведь он и сам писал свой роман и небольшие рассказы, а главное – написал настоящую сказку для Элизабет, не похожую ни на одну из сказок мира, и назвал ее «Зеленая шапочка, принцесса леса». Он читал каждый вечер перед сном маленькой Элизабет одну главку, заканчивающуюся словами: «А что было потом, я тебе расскажу завтра», и девочка сладко засыпала, подложив кулачок под щечку, а следующим вечером он читал главу продолжение, и так каждый вечер. А еще он готовил шутливые стихи и поэмы на дни рождения или общие праздники в их компании, когда все смеялись и хлопали в ладоши, поражаясь его таланту – точно и остроумно описать героя именинника или именинницу. И конечно же, зачитывал вирши в честь своей непревзойденной супруги.

Но что-то дрогнуло и началось в этой внешне спокойной жизни семьи Адама и Анны! Что-то скрытое от глаз, некий подземный процесс, словно столкновение глубоких тектонических пластов, накопившихся обид и раздражения в сердце супружеских отношений.

Адам, по выработавшейся привычке, не обращал ни на что внимания, но Анна кипела внутри. Под покровом благодушия ее мужа, его самодостаточности, мечтательности и безмятежности, когда на все ее почти уже открытые флирты и интриги он не просто закрывал глаза, а, по сути, даже не открывал их, даже не пытался понять и увидеть, что происходит с его женой прямо у него под носом, а не только за его спиной, – в душе Анны назрел пылающий комок ненависти к нему. К этому равнодушному идиоту, благодушному папашке с брюшком, которому важны его пиво, его футбол, его работа и дочь, и уж совсем в малой степени она, его супруга, по сути глава семьи и домоправительница.

Тем временем Элизабет выросла, она оказалась смышленой, способной и наблюдательной девочкой. Однажды она задала маме нелицеприятный вопрос: почему, «когда папы нету дома, к нам ходят разные дяди», а ее запирают в ее комнате? В тот же год Анна без особого сопротивления мужа, даже как бы с его согласия, отправила Элизабет учиться сначала в пансион под Москвой, а после окончания там школы – в университет в Англию.

Часы тикали, календари показывали новые даты, и каждый год цифры становились все больше, все тяжелее, как в периодической таблице элементов Менделеева. Он немного постарел, располнел. Анна, наоборот, относилась к себе очень внимательно. Она давно оставила работу и жила для себя. Адам последние годы их совместной жизни стал чувствовать некоторое презрительное отношение к нему. Только в постели он удовлетворял ее безотказно и полностью, как ему казалось. Он был способен на долгий и страстный секс, до того, что она сама просила об отдыхе, и тогда они засыпали в обнимку, счастливые и умиротворенные. У Анны, казалось, не было повода жаловаться на недостаточность их сексуальной жизни или его мужскую слабость. И здесь у него возникал вопрос, почему же он часто видит ее с друзьями, старыми и новыми, улетающую за границу, как правило, под предлогом деловых поездок. Нет, порой они ездили вместе, но их совместное время провождение было скучным и утомительным для них обоих.

На последних пирушкам Адам невольно стал вдруг замечать, как она очень тесно танцует с кавалером, прижимается к нему, делая пошлые движения и даже позволяя целовать ее при всех. Он отводил глаза, ему казалось низким подглядывать за своей женой, верной спутницей, и подозревать ее в чем-то… в чем-то очень нечистоплотном, что для него самого являлось табу.

Однажды на вечеринке подвыпивший приятель из их компании, с сигарой в зубах и стаканом виски, глядя как Анна танцует с кем-то, и вроде бы не обращаясь к Адаму, сидевшему рядом с бокалом вина, сказал: «Какая прелестная нимфоманочка… она не меняется с годами…»

В тот вечер, да, именно в тот вечер откровения, возможно, одного из любовников его жены, мир Адама сильно пошатнулся. Ему вдруг почудилось, что чего-то он не понимает в своей жизни, да, пожалуй, и в жизни вообще!

Дни, впрочем, пока текли своим чередом и ничто не предвещало гроз и бурь, для Адама, по крайней мере. Он продолжал много работать и весьма прилично зарабатывать. Их интимная жизнь перестала быть желанной со стороны супруги. Это огорчало его, но не ее. Анне надоел ее муж с постоянством в своей сексуальной жизни. Никаких фантазий, никаких новых предложений, с ним нельзя даже заговорить о свинге или оргии. Она уже была готова познакомить его со своей подругой, чтобы та соблазнила его, и подглядеть, что получится. Но нет, он не поддавался на маленькие провокации. Разочарование и удрученность ситуацией, самою ею созданной, накапливалось в ней и закипало, и однажды утром Анна встала необыкновенно раздраженной. Самое безобидное и даже естественное предложение Адама поехать в отпуск одним, только он и она, и не за границу, а куда-нибудь на природу под Москвой, поближе к пансиону Элизабет, снять домик и пожить там неделю, встречаясь с дочерью, вызвало в ней бурю негодования.

– Ты не понимаешь меня! – кричала она, – Поехать с тобой?! Под Москву? В какую-нибудь захолустную деревеньку? Тебя вечно тянуло в тупик! Ты тупой, бессердечный мужлан! Никаких чувств, один грубый член! Ты ничтожество! Все твои знания книжек – один сплошной блеф! Никому это не надо! Убирайся из моего дома! Ты мне отравляешь жизнь! Одним своим присутствием отравляешь!

Она сердилась на Адама за то, что он не понимает ее! Она говорила, будто он лишает ее индивидуальности. Что было с точностью наоборот. Ее бездарная индивидуальность проявлялась во всем, особенно же при встрече с подругами и друзьями, хорошо знавшими ее «индивидуальность». При любом случае, когда он пытался ободрить ее и поддержать в любых ее начинаниях, она же обвиняла его, и даже публично, что он глуп и ничего не понимает в женском характере.

– Уходи прочь!

– Но это ведь и мой дом, – как можно спокойнее возражал он, – и Элизабет моя дочь.

– Пошел прочь! Ты мне угрожаешь! Я уже посылаю письмо адвокату об удалении тебя из моего дома.

– Но, Анна, как это может быть? Я твой муж и отец дочери. Что с тобой случилось?

– Не со мной, а с тобой! – она орала на него и одновременно говорила с кем-то по телефону. Когда она закончила орать, через несколько минут в дверь постучали. Анна открыла, на пороге показался ее приятель, огромная горилла, ее личный тренер, бодибилдер, с мышцами на всю улицу. Он вразвалку подошел к Адаму, смахнул невидимую пылинку с его пиджака и произнес, глядя сверху вниз:

– Адам, есть случаи, когда женщина страдает с вами. Это нехорошо. Надо уступить женщине, чтобы она не страдала. Надо уйти. И все будет хорошо. Оставьте ее в покое, и все будет хорошо. Ты меня понял, Адам?