Аль Странс - Любить аутиста. Осенняя сказка в тридцати четырех актах с эпилогом

– Нет! Я тебя не понял! Кто ты такой? Это моя семья и моя дочь…

– Тогда тебя положат в больницу на много месяцев с разными переломами, и тебе придется дорого платить и за лечение, и за содержание жены с ребенком, и за оплату квартиры.

– Квартира моя! И какое вам дело?…

– Она моя! – резко выкрикнула Анна. – Я ее приватизировала на свое имя. Она полностью моя. Твоя сенильная мамаша подписала все документы в присутствии нотариуса. Квартира моя, машина моя. Мы разводимся, понял, ничтожество?

Они развелись. Развелись по ее правилам. Не было у него друга посоветовать, или юриста оспорить. Он остался один. Гол как сокол. Без жилья, без семьи, без друга или подруги… Одна работа… и еще его книги…

Наступила осень. «Унылая пора! Очей очарованье!» Однажды он прогуливался в одиночестве по парку. Цветные листья выстлали для него веселую дорожку, и Адам медленно ступал по этому праздничному ковру, любуясь палитрой красок под ногами. Он любил осень. Для его души осенняя пора действительно была праздником. Дождь и маскарад деревьев, облака плывущие и быстро меняющиеся, ветер, вальсирующий с падающими листьями. И его абсолютное одиночество. Он полюбил свое одиночество. Осенний маскарад, и он гость на этой фиесте.

Неожиданно на тропинке впереди послышались шаги. Он не поднимая головы, немного отступил в сторону, позволяя прохожему пройти мимо. Но прохожий остановился прямо перед ним. Адам хотел было обойти его, но фигура твердо стояла на его пути. Тогда он поднял глаза и увидел ее, Девочку, ту самую девочку, влюбленную в него с первого класса. О ее любви к нему в те школьные годы он понял после развода с женой. Но понял не умом, а сердцем, то есть шестым чувством, непонятным и неопределенным. А вот сейчас, 20 лет спустя, она стоит снова перед ним и улыбается своей ласковой, доброй улыбкой с ямочками на щеках.

– Здравствуй, мой мальчик.

– Здравствуй, моя девочка.

– А ты возмужал.

– Наверное, быть может… а ты постарела… вон седая прядь.. Ой, прости…

– Это ничего, это правда. Ты всегда говорил правду.

– Как ты?

– Так и сяк. По правде, не очень. А ты?

– Я? Развелся с женой, после 10 лет вместе. У меня дочь Элизабет. Я ее почти не вижу. Работа есть. Это все.

Они пошли рядом по яркой цветастой дорожке, казалось единственной тропинки, ведущей к светлой надежде среди окружающего сумрака их нынешнего бытия.

– А ты меня очень любила? Тогда, в школьные годы?

– Очень. Я видела тебя в своих снах, ловила твою улыбку, твой взгляд, любое прикосновение…

– А я ничего не замечал…

– А теперь заметил.

– Я аутист, девочка моя.

– Кто же тебе поставил такой диагноз?

– Я сам…

– Диагноз ошибочный! Ты вовсе не аутист, а великий романтик и поэт, и я люблю тебя таким, какой ты есть.

– До сих пор?

– Конечно.

– Ты замужем?

– Я развелась. Он не был похож на тебя ни капельки, ни вот на столечко. В начале мне показалось, что похож. Но потом поняла – совсем нет. А я искала только тебя.

– Я один. Жена выставила меня за дверь, обвинив, что я не понимал ее потребностей и желаний.

– Я знаю.

– Откуда?

– Я знаю тебя. Я все чувствовала. Все эти годы интуитивно чувствовала и ждала.

– Странно.

– Ты был женат 10 лет?

– Да.

– Значит после развода и до сих пор ты жил один? Или…

– Один.

– 10 лет одиночества! Милый ты мой! Милый, милый, родной человек.

– Как? Мы не виделись 20 лет?!

Она грустно кивнула. Он удивленно смотрел на золото листьев под ногами, словно только что узнал необыкновенную тайну…

– Постой, однажды мы случайно встретились в литературном кружке, помнишь, ты уже был женат, и ты читал мне свои стихи и рассказ… А потом мы опять расстались на новые 10 лет разлуки.

– Мне мое одиночество нравилось… – тихо произнес Адам.

– Это неправда, – возразила Ева.

– Ну, может быть, не совсем нравилось, но я привык. Уж лучше, чем…

– Это правда.

Неожиданно он остановился, повернулся к ней и пристально осмотрел. Она выглядела замечательно. Он ошибся, сказав, что она постарела. Кожа лица была гладкая без капли косметики, те же ямочки на щеках при улыбке, может, несколько морщинок у глаз и серебряные нити седины волосах. Глаза ее смеялись, мягкий шарфик утеплял ее шею, длинный приталенный бежевый плащ и черные сапожки очень шли ей. В сущности, она не изменилась. Ни лицо, ни одежда, ни душа. Та же Ева из его детства.

– «И пусть ночь слишком близка, у нас еще годы и годы после полудня», – процитировал он строчку из американской песенки.

– Ты остался поэтом. Я рада. Ты что ни будь опубликовал?

– Нет, но у меня чемоданы исписанных листов.

– «Женщина научается ненавидеть в той мере, в какой она разучивается очаровывать». Я часто думал о моей не сложившейся семейной жизни. Что, мол, я во всем виноват. И вдруг нашел у великого Ницше это объяснение. А ты говоришь, что любишь меня. Да, значит любишь… – раздумчиво произнес мальчик. – Но за что? Я ведь… не такой как все…

– Любят не за то или за это, любят потому, что без человека, которого любят, жизнь не мила. Вот весь ответ на твой глупый вопрос.

Они постояли еще пару минут. Он пытался поверить, что его по настоящему любят двадцать лет спустя, без свиданий, без переписки, даже без случайных встреч! И эта первая любовь сохранилась в ее сердце? На него нахлынула горячая волна нежности. Он предпочел поверить.

– Идем, Адам, начинается дождь.

Она взяла его под руку и повела по цветному ковру из листьев.

– Девочка, скажи, разве такое может быть? Или я в сказке? А может, я сплю, и это лучший сон в моей жизни?

– Нет, мой милый, это не сон, но это и вправду похоже на сказку.

Дождь крупными каплями сердито стал барабанить по зонту, который она раскрыла над ними, словно выгоняя их из сада. Она крепко держала его за руку и спешила к метро. Через несколько остановок они вышли.

– Куда мы идем?

– Ко мне домой, мальчик.

Адам вздрогнул от некоего неприятного воспоминания.

– Ты живешь одна?

– Нет, с тобой. Всю жизнь жила с тобой. С момента когда ты неуклюже впервые прижал свои губы к моим…

Поднялись на этаж. Она отворила входную дверь. Они вошли. И тут в его мозгу возникла и разрослась до боли страшная, безобразная мысль: «Надо уйти! Бежать… Это сон… это не явь. Это не может быть явью! Как она нашла меня? В этом парке? В этот час? Этим вечером? Как она могла знать что я буду там?! Я же давно уехал из детства…»

Он повернулся к выходу.

«А может я никуда не уезжал? Так и остался ребенком? Но нет, меня здесь не было 20 лет».

Он потянул ручку входной двери, она была заперта.

«Я ничего не понимаю… я дрожу и брежу… почему закрыта эта дверь?»

Он снова подергал ручку.