Алексей Ушаков - Неоконченная исповедь Богу. Непридуманные истории

Мало кто знает, что Чернобыльская авария, приведшая к катастрофическим последствиям, произошла из-за банального желания получать премии за экономию электроэнергии при выводе реактора с мощности на остаточном тепловыделении. Когда энергоблок останавливали, то он мгновенно из вырабатывающего электроэнергию превращался в потребителя. И вот, в одной из голов «национальных украинских кадров» возникла идея продолжать крутить турбину на остаточном тепловыделении реактора. Но для того, чтобы это попробовать, пришлось заблокировать все уровни защиты. Что из этого получилось, все знают.

– А почему все-таки закрыли АЭС, ведь там вроде собирались еще блоки пускать?

На Чернобыльской промплощадке было заложено четыре станции по четыре энергоблока – всего 16 блоков. После аварии были приведены в порядок три блока первой очереди АЭС, и можно было начать загружать топливо в еще два реактора второй очереди на площадке рядом.

Жаль, но руководство «независимой» Украины приняло решение закрыть станцию. За это, как говорят злые языки, Кучма получил нехилую сумму, а 22 миллиарда евро, обещанных за закрытие, Евросоюз так и не перечислил Украине. Зона она и есть Зона, работает станция или нет. Авария произошла, и на все последствия нужны деньги. Надо было достраивать новые блоки и не останавливать старые. Экспорт энергии позволил бы решить не только проблемы Зоны, но и Украины, и газа от России не нужно было бы. Дураки! Да и у нас, в России, руководство Минатома думало не о деле, а о своих креслах. Конечно, проблема получилась сложной. В рамках одного государства она решалась, а в рамках двух – нет. Специалистов и ресурсов на Украине нет, а псевдонациональных интересов много. Слишком много Россия оставила там, в Зоне, чтобы потом туда просто возили за деньги на экскурсии, как в «Сталкере».

– Как я понимаю, от Ликвидаторов отвернулись так же, как и от афганцев?

Первоначально, пока шла ликвидация аварии, Ликвидаторов старались поддерживать, как бойцов на фронте. Специальное Постановление вышло ЦК и СОВМИНА.

Иногда в Зону приезжали знаменитые артисты. Мне всегда вспоминался приезд Леонтьева. В Чернобыле он дал два концерта и работал с такой отдачей, что, казалось, упадет после последней песни. Его вызывали и вызывали на бис, и он пел. Из зала его вынесла на руках ликующая толпа, как гладиатора, который всех победил. В другой раз приезжала очень известная певица – П. В Чернобыль она не поехала, а дала один концерт в поселке Зеленый Мыс, состоящим из пассажирских кораблей, пришвартованных к берегу. Для этого на холме рядом с берегом построили большую эстраду. Начало концерта надолго задержалось, и народ, сидящий на склонах холмов вокруг большой сцены, начал свистеть и кричать. Тут вышла московская дива и, сказав какую-то ерунду, начала петь под фонограмму. Ликвидаторы, отвыкшие ото лжи и обмана, освистали ее. Некоторые кричали: «Братва, нас предали!».

Никакие расслабухи не помогали, стресс накапливался. Многие возвращались из Зоны как с войны.

– Какие страшные вещи ты рассказываешь, и так спокойно…

Были, конечно и приколы. В очередной раз мы командой, возвращаясь, ехали в поезде Киев—Москва. После того, как все было выпито и сказано, народ отрубился на своих полках. Свет в купе был выключен. Все проснулись от криков: «Замуровали, гады!». Было темно, и откуда-то с пола доносились ругательства и возня. Включили свет. На полу лежал один из наших. Он упирался локтями в стенки нижних полок и пытался оторвать вентиляционную решетку в двери, через которую он, очевидно, видел ноги проходивших по вагону пассажиров. Открылась дверь. Проводница в очень короткой юбке молча осмотрела купе:

– Чернобыльский синдром, – заключила она и ушла.

А лежащий на полу боец спросил:

– Что это было?

Первоначально в Зону ехали посмотреть и делать науку, ликвидировать последствия. Приезжали специалисты и предлагали толковые решения. Работа по ликвидации довольно быстро продвигалась, хотя многие вещи делались бестолково. Позже, когда дезактивация, в основном, была завершена, саркофаг построен и дозовые нагрузки упали, а первые три блока начали работать, народ начал ломиться в зону, чтобы заработать, стать Чернобыльцем и получить льготы. Спустя полгода после аварии система оплаты была выстроена, и многие стали планировать свои заработки. Специалисты, разобравшись в ситуации и поняв, что их телами затыкают дыры, ездить стали реже. А многие ушли со своей работы и устроились на постоянную работу во вновь созданную организацию – Комбинат. И тогда Зона стала официальной «халтурой», но это после 90-го года. В те годы многим людям официальной зарплаты не хватало, и они подрабатывали на стороне, зарабатывая существенно большие деньги. Это и называлось халтурой или шабашкой.

Тогда многим удалось заработать хорошие деньги, но никто не предполагал, что большая часть из них пропадет в результате реформ. Я тоже неплохо заработал, и моих денег вполне могло бы хватить на две кооперативные квартиры, две машины и шикарную дачу, да еще осталось бы на хорошо обмыть. Беда в том, что реализовать эти деньги было в то время практически невозможно. На все были очереди по записи, да и на очередь встать было не просто. Люди десятилетиями ждали своей машины или квартиры. Дирекция, партком и профсоюз решали, достоин человек что—либо иметь или нет. Все сидели на крючке и не рыпались. И если ты партийный, идеологически лояльный, профсоюзный активист со стажем работы не менее двадцати лет, независимо от качества своей работы и своей квалификации, ты мог рассчитывать на поощрение в виде выделения машины или участка, реже квартиры. Конечно, близкие к руководству получали все это чаще. По всем параметрам мне еще ничего не светило и ничего не оставалось, как положить заработанные деньги на счет в сберкассу. Постановление правительства, касающееся льгот Чернобыльцам, во многом осталось на бумаге, и в последствии большую часть льгот отменили.

– Вот черт, и что дала тебе эта ликвидация…

Работа над полученными в Чернобыле результатами, развитие экспериментальной базы, участие в работах по составлению карт загрязнения областей России и написание диссертации занимали всё моё время. Но ничего из этого не случилось. Диссертацию защитить не дали, хоть и были положительные отзывы, тематику Института и отдела сократили, сменился начальник отдела, а часть сотрудников ушла. Через пять лет, фактически, лаборатория без финансирования развалилась. Слава Богу, что я не видел, как умирают наши уникальные установки, потому что не было жидкого азота. Я ушел. Надо было решать проблему жилья.

А потом Павлов ввел ограничения для населения на получение денег в сбербанке со счетов, а потом в конце 91-го года Гайдар объявил о либерализации цен. Деньги обесценились. Мой вклад в Сбербанке превратился в памятник реформ на пути в светлое капиталистическое будущее. Народ разорили, просто обокрав. Никакие льготы больше не действовали. Начались разброд и шатания.