Артем Белов - Друг моря

«Жорж, – мелькала мысль в голове Юры, не желая уходить, – Жорж Дюбуа… Странное имя для маячника. Тем более на Дальнем Востоке». Юноша пожал плечами и прикрыл глаза, концентрируясь на пульсирующей боли во лбу. Он ей почти наслаждался: с переживаниями ночи и вчерашнего вечера никакая головная боль не могла идти ни в какое сравнение, и все, что Юра испытывал – безбрежное злорадство к самому себе и собственным неудачам. Если бы они обрели форму человека и возникли сейчас посреди коридора, Юра непременно стал бы показывать им неприличные жесты. В одно мгновение все заботы и страхи, а также стыд за собственную никудышность, улетучились прочь, впитавшись в тяжелые облака Южного Солнцевска.

Юрий Морской крепко задумался. Что, по существу, он вообще знал о том, как трудятся маячники? Мало чего: так сразу он и припомнить не мог. Интернет не пестрел историями о бравых смотрителях, а уж о тяжкой ноше техников и механиков и вовсе было ничего не найти. Не придавал уверенности также факт, что все маяки считались войсковыми частями, и потому имели определенную секретность. В Подмосковье настоящих маяков не водилось, поэтому и на экскурсию Юре съездить не довелось. Маяк представлялся юноше чем-то сказочным, старым – даже древним; неприступной скалой высился он среди волн на одиноком уступе, и корабли в ярости шторма цеплялись за его свет, как за спасительную соломинку, пытаясь добраться до гавани. Маяки вызывали в Юре чувство чего-то чуждого самому человечеству, как будто первые неандертальцы и люди разумные бродили по джунглям и саваннам, а в будущей России уже стояли маяки, построенные чужими руками и выдуманные недоступным для понимания разумом. Смотритель маяка лишь наблюдает работу иного мира. Если маяк захочет, он за ночь встанет и уйдет с мыса, пересядет куда-то поудобнее. Он просто не хочет.

С мыслями, обволакивающими голову, как густой сок, Юра сидел с мечтательно прикрытыми глазами на неудобной скамье, а проходящие мимо местные бросали на него удивленные взгляды. Как это, в Южном Солнцевске, в дождливый день – и кто-то радуется?! Но юноша не обращал на проплывающих «рыб» внимания. Пусть себе таращат мокрые глаза и безмолвно открывают глубокие рты. Он так замечтался, что не заметил, как стрелки часов в кабинете «краба» показали одиннадцать. Голод превратился из надоедливого урчания и отвратительного ощущения, будто рвота подкатывает к горлу, в тупую боль где-то внизу живота, которую Юра уже научился не замечать совсем. Стоило только «крабу» встать с насиженного места, как Юра весь подобрался – он едва не сел с ногами на скамье, стараясь даже не моргать, чтобы не упустить ни одного движения, ни одной самой незначительной эмоции на лице толстяка.

– Ну вот, – радостно воскликнул «краб», как только выполз из своей раковины, – все готово! Позвонил, оформили тебя как надо, принимай командование, как говорится. Сейчас у нас… – работник Гидрографической службы одухотворенно посмотрел на старенькие наручные часы, – одиннадцать часов утра. В двенадцать будет тебе моторка. Отвезут на Тихий и как раз позавтракаешь и пообедаешь сразу. Жоржа обещались предупредить по рации, он тебе прием подготовит.

– Отлично, – выдохнул Юра, вскакивая с места, – спасибо вам большое! Просто отлично! Не знаю даже, как и благодарить!..

– Да брось, – усмехнулся «краб», – не бери в голову. Радуйся, что у нас хоть что-то было, что предложить, а то и впрямь судьба была бы незавидная…

– Там, на Тихом, есть ведь барак какой-то, да? Меня там разместят?

На секунду лицо толстяка не выражало совершенно ничего, потом подернулось гримасой легкого удивления. «Краб» разразился гомерическим хохотом и не мог остановиться никак не меньше минуты. Юра молча стоял, чувствуя необъяснимый стыд; он хотел, чтобы все люди, что сейчас пялились на смеющегося мужчину, ушли по своим делам. Подбородки «краба» неистово тряслись. Наконец, он утолил свое веселье и, утирая слезы, похлопал новоиспеченного механика маяка по плечу. На том разговор и окончился – сотрудник службы ушел, сказав, что дел у него еще по горло, а Юре вкратце описал, куда подойти и кто его встретит. Так юноша и сделал, закинув верный рюкзак на плечо: он отправился на пристань, затерянную среди сотни таких же, где его должна была ждать спасительная лодка, которая отвезет едва ли не домой. По крайней мере, туда, где можно будет достать денег на билет до дома.

Условия, которыми пугали Юру, юношу не особо волновали – он считал, что служба на флоте закалила его для такой работы, а по пути он вспоминал, как устроен дизельный двигатель. Юра был уверен, что сможет собрать и разобрать его, если понадобится, а также что-нибудь починить, если запасные детали найдутся. Сквозь пелену размышлений и предвкушений юноша смотрел по сторонам, едва замечая проплывающие мимо полуразрушенные здания и далекие советские панельные дома, примостившиеся в самых неожиданных местах. Вывески на домах пестрели так сильно, контрастируя с серыми стенами, что разобрать, что на них написано, не представлялось никакой возможности. Редкие люди, что попадались на улицах, спешили по своим делам, низко надвинув капюшоны или напялив шапки так, что глаза с бровями скрывались за толстой материей. Весь Южный Солнцевск походил на старую улитку, ползущую по берегу моря. Жители же города представлялись Юре мыслями улитки, серыми, скучными и одинокими. В сущности, так оно и было.

Чем ближе юноша подходил к пристаням, тем сильнее становился запах рыбы, который стремился полностью подменить собой весь пригодный воздух. Сами рыбины, целые и выпотрошенные, стали попадаться то тут, то там, лежа прямо на земле или грязных паллетах. Рыбины, блестящие и пятнистые, были похожи на обмытые морской водой камешки в крапинку. Лодки и корабли покачивались в медленном танце, следуя ритму волн, и весь порт представлял собой грандиозный бал с напыщенными многопалубными пассажирскими судами и наряженными маленькими моторками. Одна из таких застенчиво ждала на самом конце одного из пирсов, вдали от остальных участников бала, все еще скованно взлетая и опускаясь на волнах. Часов у Юры не было, но по оживившемуся «капитану» он понял, что именно эта лодчонка отвезет его на Тихий. Утренний туман отступал, рассеивался, открывая взору морские просторы, где на металлическом листе воды жуками ползали суда. Островки показывались то тут, то там; их серо-зеленые берега, где крутые, а где пологие, спали, все еще укрытые травой и осыпаемые брызгами волн.

– К Жоржу? – потирая руки, прохрипел мужчина в ободранной синей шапке.

Он сидел в лодке так, будто это был его дом – не хватало только потолка да люстры с телевизором. Мужчина был стар и потрепан жизнью, и из-за плотной щетины казалось, будто его покрывают рачки, что обычно ковром стелятся по днищам кораблей. Только глаза в рамке морщин – светлые, почти белые – сияли на лице как два бриллианта в оправе из простой глины. В зубах мужчина держал сигарету, и сизый дым ветром сносило за лодку, как будто «капитан» пытался подражать пароходам и подарить и своей лодочке чадящую трубу.