Вч. Филиппов - Несколько дней в Ярмонге. По-русски в стихах и прозе

– «Да, а родом отсюда».

Старик ничего не ответил. Взял газету и начал решать кроссворд. Коля обиделся. Какого чёрта он слушал этот бред про жару в Москве? Каждое движение старика причиняло страдания. Он стал замечать в нём всё: его глухой голос, дебильные белые усы, вельветовые штаны с протёртыми коленями. Вместо сцен встречи с матерью почему-то этот старик занял все мысли. Ему хотелось как-то подколоть его, оскорбить, не знаю, сделать ему плохо, короче.

– «Значит, вы из Ярмонги?» – спросил Коля.

– «Да, там и родился. Ну, не совсем там. Где родился, тогда это деревня была. А стали город расширять, нас и включили в город. А был у нас совхоз тогда, когда я-то родился. А стройка началась, батя стал на ней и работать. Ну и я на фабрике на той. Знаете, где Пойма я».

– «Нет, я не был никогда».

– «Да как так? Вы же сказали, что родом оттуда».

– «Ну, вот так. Родился, год только жил там, потом меня увезли».

– «А, переехали. Вот и моя дочка уехала. Сказала, не хочу я тут с вами этим дерьмом дышать. И уехала. Ну и там с этим стала жить, а это её преподаватель был. Она ему и диплом писала, он и на кафедру её позвал. Ну получают немного, а сколько получают, всё бестолку у них как-то. Написала она, значит, статью. Ну и деньги бы получить с неё, раз печатают. А она ещё столько денег отдала, сама и отдала, со своих. Тридцать тысяч. И вот бы подкопить, да, что-то там отложить. А они в кафе пошли. А потом она стала шить платье на бал. Я спрашиваю, какой тебе ещё бал? „А вот, говорит, ты ничего не понимаешь, а это же атмосфера такая“. И фотографии мне прислала на телефон. Она стоит в платье этом, платье больше вагона, веер держит, рядом такие же дуры, как она. Я спрашиваю, а внуки где?».

Старик вдруг резким движением запихнул в рот конфетину. Каждый жест его причинял страдания, мыслимые и немыслимые. Коля хотел выброситься из вагона.

– «А вы сами к семье едете? Тоже, наверное, своих всех оставили?». – старик ухмыльнулся. Ему показалось, что будет очень к месту указать молодёжи, наглой и вечно увиливающей от всего, её место под солнцем.

– «Что-то вроде». – Коля собрался с мыслями.

– «А что без жены едете?».

– «У меня нет жены. У меня муж».

Старик замолчал и уткнулся в кроссворд. Он не очень понял, что такое сказал это прощелыга, но понял, что ему сказали что-то очень обидное, злое, унизительное. Какой смысл разговаривать с такими? До конца поездки оставалось ещё пару часов, и он даже не смотрел на Колю, уже при подходе поезда только начав осознавать, что ему сказали. За полчаса до прибытия старик собрал вещи и пошёл в тамбур, громко сказав при этом, глядя на Колю: «Пидар».

Но Коле уже было наплевать. Он снова шёл в ресторан, где сидела его мать. Она ждала его с нетерпением. Когда он появился в дверях, она буквально зарыдала. Официант насторожился. Коля подошёл к столику, не сводя глаз с хрупкой женщины, которая рыдала, сидя в кресле. «Не могу встать, никак не могу встать. Мне ведь сказали, что ты умер тогда…". Новость, которую ему сообщила мать, была сильнее, чем вся история, что он сам готов был вывалить на неё. Когда женщина немного успокоилась, она начала рассказ. «Я думала, что ты умер, умер. Мне так моя мать и сказала. Она смотрела мне прямо… в глаза, прямо в мои глаза. И я помню, как она смотрела. Она сразу ненавидела тебя. И я хотела ненавидеть, хотела, хотела, но не смогла. Когда ты был у меня тут, – она погладила живот, – я твердила себе, почему они все так хотят, чтобы я ненавидела. Я должна была уже сделать аборт. Но я не смогла. Потому что я любила тебя, несмотря на то, что все они хотели, чтобы я забыла всё это. Я расскажу тебе, что всё это было подстроено. Пусть это всё звучит нереально для тебя, не по-настоящему. Я расскажу, расскажу. Я шла после училища. И с неба упал светящийся ком. Я подошла. Тогда очень много НЛО летало, в 80-е, каждый день пролетали над нашим городом. И тогда я подошла к кратеру. И на следующий день его уже не было, милиция проверяла, но я знаю, что это наши с американцами испытывали что-то, и сбили тарелку. Как в Чернобыле потом. Я увидела, что там стоял совсем как человек, но от него… такое свечение было».

Коля уже хотел было уйти. Ему было совсем не смешно, хотя спустя день он хохотал, как безумный, и весь вагон смотрел на него, и старик с газетой, за которой он прятал гей-порно. Мать оказалась сумасшедшей! Это вот анекдот! Женя порадуется, когда ему расскажу. Он сразу сказал, что это тупая идея и нечего ловить в этой Ярмонге.

– «Что, ты думаешь, тебе квартиру отвалят, что ли? Да она копейки стоит в этом болоте. Одни авиабилеты сколько до Москвы».

– «Ты. Знаешь. Что. Мне. Это. Не. Важно. Я должен увидеть её».

– «А если она псих какой? Ну ты сделаешь себе хуже, ты понимаешь?».

И она сидела и смотрела на него хитрыми глазами. Только что она рыдала, а сейчас – вид заговорщика. «Свечение?» – спросил Коля. «Да, такое… сияние. Я не испугалась совсем. Он был такой потерянный, его тарелка разбилась, и я почему-то сразу почувствовала, что это любовь. Стало очень уютно и тепло. Я не знаю, какие у них технологии, но между нами установилась телепатическая любовь, и я до сих пор на самом деле её ощущаю». – «Но я у вас не телепатически же получился?» – «Нет, конечно, – засмеялась мать, – ты появился в ту же ночь, и это был мой первый и последний раз с мужчиной, в смысле, в реальном виде. Телепатически – да, я часто вижусь с твоим отцом. После той ночи он исчез, и кратер даже исчез, я туда ходила, но ничего не было. Я тебе скажу, что правительство за одну ночь закатало всё асфальтом! Ни следа не осталось. Но остался у меня ты. И когда я тебя родила, меня они усыпили сразу. Я рвалась к тебе. В глазах помутнело, я упала. И потом просыпаюсь, а тебя нет. И моя мать мне говорит, что ты умер. Я потом только поняла, что она работала на КГБ. Я ей сказала об этом, всё высказала, но она сдала меня в психушку. У них же весь процесс был отточен. Когда кто-то знает хоть что-то… – она снизила голос и вдруг резко подняла палец, – хоть что-то! Всё, начинается процесс. Процесс пошёл. Тебя могут убить, но какой от этого толк? На место убитого придут другие. Но с психушкой всё гораздо хитрее. Ты стал сумасшедшим, и сама память о тебе стирается, а все твои слова становятся… анекдотом! Глупым анекдотом! Меня же поднимали на смех всегда. Если бы не твой отец, с которым я телепатически продолжаю связь, я бы, наверное, точно двинулась, как они и хотели. А я всегда верила, всегда верила, что ты есть и что ты жив. КГБ!».

Эта сухая, миниатюрная женщина, его мать, – сумасшедшая. Он стал тщательнее осматривать её, пытаясь понять, не врёт ли она ему, чтобы отвязаться. Но детали выдавали её с потрохами: там дырка, тут дырка, очень неровная причёска, хотя и аккуратная. Чем больше всматривался он в мать, тем сильнее у неё расплывался макияж, слишком яркий, с неровными краями, чего в полумраке ресторана изначально не было видно. Она кривлялась и трясла руками, то понижала, то повышала голос, причём в самых неожиданных местах.