Владимир Муляров - Гафур. Роман. Книга 1. Фантастика

Суть идеи такова. Я рассматривал пространство и нуль в нем, как пространственную область, не имеющую размера. Конечно, это точка. По Эвклиду. Пятый постулат его Геометрии, который гласит, что точка – это то, что не имеет частей. Это – пункт намба ван.

Пункт намба ту. Представим точку не как пустое множество, а как многообразие. Для этого представим, что точка – есть множество элементов, расстояния между которыми равны друг другу и равны нулю. Такое представление точки эквивалентно начальному.

Пункт намба фри. Положим теперь, что расстояния между элементами этого многообразия равны друг другу, но отличны от нуля. Здесь мы удаляемся от классической геометрии к тому, что совсем неполезно человеку пытаться представлять наглядно. Теперь Эвклидова точка получается из нашей области, как предельный случай, – когда расстояния между элементами равны друг другу и равны нулю.

И, наконец, пункт намба фо. Мы теперь на этом многообразии можем задать расстояния с помощью фундаментального метрического тензора и получить ни что иное, как нормальную геометрию. И теперь Эвклидова точка будет получаться из этой нормальной геометрии, как предельный случай, когда сперва между всеми элементами расстояния становятся равны друг другу. Затем они становятся равны нулю, что математически эквивалентно переходу от произвольного числа элементов к пустому множеству.

– При чем тут нули и тем более, большие? – Спросите вы. Резонно. Потому что пока я аксиоматизировал только случай весьма оригинальной геометрии. А вот вам! Положим теперь, что расстояния между точками внутренней области такого многообразия вполне соответствуют фундаментальному метрическому тензору пространства, лежащего и вне этого многообразия. А для точек границы определим то, что расстояния между ними равны друг другу и равны нулю.

Вот теперь мы и получили самый настоящий «Большой Нуль». Всё, что внутри границы – это он самый и есть. Потому что ненулевого размера область пространства ограничивается нулевой площади поверхностью. То, что поверхность, ограничивающая внутренний объем GZ (great zero), на самом деле имеет нулевую величину, следует из определения такой геометрии, в которой возможны равные расстояния между всеми элементами геометрического многообразия.

Мне возразят, мол, на такой геометрии нарушается отношение порядка? Ну, да. Нарушается. А кто запретил ему нарушаться? Ведь если мы до сих пор не можем сформулировать условия и постулаты геометрии с произвольным порядком на множестве своих элементов, то это говорит только о том, что наши мозги несколько слабже, чем нам хотелось бы иметь.

Да и, строго говоря, сама эта идея – о Больших нулях, – это идея мною была подсмотрена в рассказе Стругацких «За миллиард лет до конца света». Рекомендую. Там это – пространственные пузыри Владимира Малянова.

То место, где я сейчас заточен, – это типичный Большой нуль. Внутри, как и вне, – нормальные законы природы. А точки границы этой области имеют между собою либо бесконечно малые расстояния, либо вообще, расстояния, строго равные нулю. А может быть, расстояния между любыми двумя точками границы равны планковской длине? Я не знаю. Точнее вам никто и не скажет…

Вот уже час прошел. Боже! Куда ты меня послал? И главное, зачем?

Так сидел я на своем рюкзаке в непонятном месте и думал о том, почему я здесь оказался. С совершенно равным успехом думать я мог сейчас о чем угодно. Часы продолжали тикать, и бег времени вспять в мире, находящемся вне меня, по-видимому, продолжал иметь место.

Я стал замечать, что у меня сильно разболелись зубы. А через какое-то время и живот. Видимо, от переживаний. Поднялся какой-то кожный зуд, и мне было это крайне неприятно потому, что я то там, то тут принимался себя истово чесать. Если бы меня кто-нибудь смог бы видеть снаружи, то могло бы сложиться впечатление, что меня кусают полчища блох. Однако все эти житейские мелочи были ничем по сравнению с проблемой самого моего движения во времени. Было понятно, что теперь мы в нашем родном мире пополним собой многомиллионные списки тех, кто числятся пропавшими без вести…

Наконец, что-то стало меняться. «За окном» я стал различать уже не сплошное мелькание, а отдельные кусочки и фрагменты какого-то странного мира, про который пока ничего еще не мог сказать. Еще немного времени потребовалось для того, чтобы мир начал мелькать настолько медленно, что стало возможно различать отдельные его элементы. В один из таких моментов я и увидел караван верблюдов, навьюченных разной поклажей, и людей, резво бегущих задом наперед вместе с верблюдами.

Не скрою, я очень этому был рад. Это означало, что я торможу в мире, не лишенном людей.

Под моими ногами оказался песок. Хотя, мне было все равно. Лишь бы поскорее освободиться из плена времени. И наступил момент, когда капсула моих перемещений растворилась бесследно, обдав напоследок меня легким ветерком, вьющимся у моих ног. Похожим на маленький смерчик со мною в центре. Этот смерчик быстро затухал и, наконец, исчез, оставив меня сидеть на своем рюкзаке в позе Роденовского Мыслителя, среди каких—то непонятных песков и в непонятном времени.

И все же, я был рад.

Было похоже на то, что я прибыл туда именно, где мне и надлежало быть, согласно чьего-то плана насчет меня. Почему-то я был уверен в стопроцентной целенаправленности путешествия, которое я не по своей воле только что совершил и во времени и, похоже, в пространстве тоже.

Вокруг меня был песок. Насколько хватало глаз. В местных краях вечерело. Я посмотрел на свои часы и отметил, что все мое путешествие во времени заняло чуть больше двух часов по внутреннему времени моей капсулы. Если исходить из моих расчетов, то получалось, что меня снесло во времени примерно на две тысячи лет. Плюс-минус сто лет.

«Почему я?» В сотый раз задавал я себе этот вопрос. Зачем меня оторвали от моих дел? Оторвали от семьи? Оторвали от привычного ритма жизни? Зачем, зачем, зачем, зачем?…

– Ладно. Это мы выясним. – Сказал я вслух самому себе и обрадовался тому, что звуки в этом мире оказались нормальными. Затем я повернулся спиной к садящемуся за горизонт солнцу и, впервые в своей жизни искренне перекрестившись широченным крестом, пал на колени и сказал – Господи, – сказал я, – у меня совсем нет слов! —

«Никто не может избежать западни. Главное – понять, попался ты или нет. Если ты в ловушке и не осознаешь этого, тебе конец. Я думаю, все свои проколы я распознал. И теперь пишу о них.…»

(Чарльз Буковски. «Путь в рай закрыт». )

Я стоял среди песков, которым не было конца. Во всяком случае, тянулись они до самого горизонта. Мои переживания за прошедшие два часа по собственному времени Большого Нуля, заставили мой организм изрядно проголодаться. Поэтому, не откладывая ужин в долгий ящик, я порылся в своем рюкзаке и извлек оттуда банку консервированной сайры, ломоть «Бородинского» хлеба и свою финку, служившую мне и ножом и вилкой. Я ел, стоя посреди пустыни, так как садиться на песок мне не хотелось. Нужно было выработать некий план действий, потому что, как я понимал, из песков этих мне придется как можно скорее выбираться к людям.