Владимир Муляров - Гафур. Роман. Книга 1. Фантастика

И тогда я понял, что он желает видеть мое лицо.

Его, очевидно, интересовал испуг, страх и все такое, что обычно испытывает жертва перед лицом неминуемой гибели. Возможно, он также полагал, что я паду пред ним на колени и стану его умолять?

Думаю, он сильно во мне ошибался, потому, что, когда я поднял к нему свое лицо, то он увидел мою кривую улыбочку, снабженную также нагловатым прищуром глаз. В одно мгновение он все понял и на лице его отразились испуг и удивление, одновременно с тем, как его правая рука изо всех сил метнула в меня саблю, нанося удар.

Я совсем чуточку отклонил свою голову вправо, и острие его оружия пролетело мимо меня, никак меня вообще не задев. А поскольку он вложил со страху в свой удар всю силу, то по инерции подался вперед и попал прямиком ко мне в объятия!

Я перехватил его руку с оружием, зажав у себя подмышкой левой руки, а правой сразу же нанес ему три сильных удара: кулаком по губам, затем сразу же дважды в область сердца. Он задохнулся и обмяк. Стал кашлять. Саблю свою тут же выронил в песок. Я заглянул ему в глаза с очень близкого расстояния и обнаружил в них смесь страха и боли.

Я повернул его влево, повалив на песок. Подмял под себя и, усевшись на него сверху, стал методично молотить по лицу с двух рук. Он неумело пытался защищаться, но было очевидно, что в кулачном бою он совсем несилен. К тому же я значительно превосходил его по всем параметрам – и в весе, и в росте, и в силе.

У него не было шансов.

Через пару минут его физиономия имела боевой раскрас участника боев на ринге прайда.

Он пытался несколько раз свистнуть своей лошади, призывая ее на помощь. Но разбитые в кровь губы не давали ему этого сделать.

Когда же я понял, что противник мой совершенно сломлен, то поднялся и отошел в сторону, отшвырнув ногой в сторону его саблю. Потом пошел вслед за саблей, поднял ее и сломал об свое колено, немного порезав при этом свою левую ладонь. Мальчишка тем временем успел встать на ноги и кинулся со всех ног бежать к своей кобыле, которая стояла недалеко от места нашей битвы.

У меня не было ни желания, ни сил его догонять. Да и убийство малолетнего придурка, возомнившего о себе невесть что, не входило в мои планы.

– Топай отсюда! – Крикнул я ему. – Пока я тебе башку не оторвал! —

Он, не оглядываясь, подбежал к своей лошади и со всего ходу, опершись обеими руками в прыжке на ее круп, взлетел ей на спину.

Надо отдать ему должное – он, определенно, был ловок.

– Вали отсюда, придурок! – Снова крикнул я ему вслед. – И никогда больше не попадайся мне на пути! —

Я стоял с видом победителя и для пущей убедительности еще погрозил ему кулаком.

Однако, что сильно меня удивило, он совсем даже и не торопился никуда убегать. А вместо того, чтобы стремглав ускакать от меня подальше, стал очень быстро и ловко освобождать свой лук. И тут я понял, что опять недооценил ни своего противника, ни ту угрозу, которую он собой являл.

Он уже отцепил от подпруги свой лук, когда до меня стало только доходить, что вот теперь дела мои на самом деле плохи. Потому, что если этот воин также хорошо владел луком, как и саблей, то мне кранты.

Я со всех ног кинулся к нему, пока он копался со своим колчаном, который мне не был виден. И этих секунд мне хватило для того, чтобы оказаться совсем рядом с ним. Я хотел его схватить за ногу и сдернуть с кобылы. Но вместо этого получил пинок ногой в лицо. Я отлетел назад, сев своим задом на песок, и почувствовал, что из носа моего хлынула кровь. А он тем временем уже располагал стрелу у себя на руке, одновременно разворачивая ко мне свое туловище. В следующую секунду я увидел, как его правая рука с силой оттягивает тетиву. И увидел, что прямо мне между глаз смотрит острие его стрелы. Я шарахнулся вправо, все еще сидя на песке, в тот самый момент, когда он спустил тетиву. Я почувствовал острую боль в своем левом плече, но обращать на нее внимание у меня не было времени. Он уже вложил в свой лук очередную стрелу, когда я, вскакивая на ноги, изо всех сил вонзил его кобыле в зад его же стрелу, которую выдернул из своего плеча. Несчастное животное подпрыгнуло так, что усидеть на нем не смог бы никто. Она заржала, взбрыкнула задними копытами, стараясь меня лягнуть, и при этом сбросила с себя своего седока, который не держал поводьев, занимаясь стрельбой из лука. Он, описав в воздухе короткую дугу, упал в песок, все еще сжимая в руках свой лук и стрелу, которая сломалась. Он опять бросился к лошади, успевшей уже от нас отбежать, но я на этот раз его опередил.

Я тоже мог двигаться и быстро и ловко. Меня этому в армии учили.

Я встал между ним и его кобылой, не давая ему к ней подойти. И тут он бросился на меня с лицом, полным ярости, издав какое-то подобие боевого возгласа, в котором присутствовали и злость, и досада, и страх.

Он рассчитывал сбить меня с ног. Потому что вдалеке от своей лошади у него не было против меня никаких шансов. Мальчишка это знал.

Но вместо этого он встал, как вкопанный, наткнувшись своим открытым горлом на пальцы моей левой руки, которую я выбросил вперед со скоростью летящего копья. Мне надоели все эти игры в благородство, потому, что этот парнишка не оставлял никакого иного выбора, кроме, как разобраться с ним так, как я это умел.

Он какое-то время стоял без звуков. Он даже не хрипел. А потом очень медленно, как бы нехотя, присел на песок, опершись на свою правую руку, все еще сжимавшую сломавшуюся стрелу. Присел рядом с ним и я, обхватив его своей левой рукой за плечи.

Он отложил в сторонку лук, отодвинув даже его от себя подальше, и левой рукой сжал свою уже сильно распухшую, синеющую шею. Было видно, что он все понимает. Его горло было сломано, и починить его в условиях пустыни не было никакой возможности. В его темных глазах встали слезы сразу вслед за тем, как из них исчезла ненависть. Он теперь просто плакал. Совершенно молча. Затем осторожно, отнявши левую руку от своего горла, он потянулся себе за спину. Полез куда-то под одежды, почти уже теряя сознание, и я увидел, что в левой руке у него острый, как шило кинжал, и такой же узкий.

– Хочешь напоследок мне ножичек одолжить? – Спросил я у него ровным тоном, понимая, что этот молодец, даже умирая, все еще не собирался сдаваться. Затем я взял из его слабеющих пальцев этот красивый кинжал, и очень легко, почти без замаха, приложив острие к самой середине его груди, толчком ввел лезвие внутрь.

Его взгляд остановился, замерев на мне. И теперь его лицо стало лицом того человека, кем он и являлся на самом деле. Без всего наносного.

Это был просто мальчишка.

Я смотрел ему в глаза, замечая, как быстро уходит из него жизнь, и сказал тихо

– Прощай, пионер. Ты не оставил мне выбора. —