Владимир Беляков - Норильские судьбы

А еще через неделю впадины и склоны гор были покрыты толстым слоем уже нового выпавшего снега.

1970 год. Мы с другом Петей в выходные решили съездить с ночёвкой на осеннею охоту. Он хорошо знал те места, где мы собирались побродить с ружьями. Утром на станции «Октябрьская площадь» сели в электричку, которая ходила до аэропорта Алыкель, и через сорок минут вышли на переезде Каларгон.

Углубляясь в тундру, пошли по тропинке мимо окутанных колючей проволокой и металлической арматурой высоких бетонных серых стен, действующей каларгонской тюрьмы. Петя сказал:

– Кузница смерти.

– Почему?

– Мой дядька в пятьдесят третьем здесь сидел. Такое рассказывал. Бухенвальд и Освенцим отдыхают.

Из цилиндрической сторожевой вышки, перегнувшись через бордюр, за нашим передвижением внимательно наблюдал караульный. Я поднял голову вверх, разглядывая краснопогонного солдата. Мы с Петей демобилизовались чуть больше года назад, поэтому я поинтересовался у часового:

– Долго еще до дембеля?

– А тобі чого? Ти проходь не затримуйся. Нам з вашим братом розмовляти заборонено.

– Ну, извини. Сестру мы с собой не взяли.

– Я дивлюся тут всі дуже розумні ходять. Ось я зараз стрельну, так подивлюся, як ви отселя в тундру побіжите.

– А в ответ получить не боишься?

Петя дернул меня за рукав.

– Не связывайся с ним. Ты что не знаешь, в эти войска берут только безмозглых придурков.

– Чого ти вякнув?

На вышке лязгнул затвор. Мы обернулись. Патрон выскочил из автомата стражника, описав в воздухе дугу бесшумно упал в траву. Часовой в растерянности посмотрел вниз:

– Хлопці. Киньте патрон, будь ласка. Начальник варти мене вб'є.

– А газету тебе не помять?

– От які ви сволочі. Ну почекайте. Будете ще повертатися.

Мы, не оборачиваясь, пошли дальше. Вышли к речке Далдыкан, перешли вброд почти высохшее русло и пошли по тундре. Погода стояла относительно теплой, но комары не донимали. Мошка, спрятавшись в траве, потревоженная нашими ногами, поднималась над кустами серым облачком и снова падала в траву. Но стоило нагнуться к ягоде и опустить голову, как тут же облепляла лицо. Кустарники голубики были обвешаны уже перезревшей ягодой, под ногами стелился сплошной ковер брусничника. Местами попадали поляны морошки. Стоило только дотронуться до ее стебля, как ягоды опадали, закатываясь и маскируясь в покрывале ягеля.

– Володя. Подойди, – Петя махнул мне рукой.

Я подошел. У его ног лежал человеческий череп и груда костей белого матового цвета.

– Я тебе говорил про кузницу смерти?

Он присел, развязал рюкзак и стал аккуратно складывать находку внутрь.

– И куда потом? – спросил я.

– Оставим у какой-нибудь избы.

Мы уже изрядно устали, решили отдохнуть и перекусить в первой же избушке, которая попадется на пути. Это были скорее не избы, а палатки. Представляли они собой деревянные каркасы, обтянутые брезентом или вентиляционным рукавом. Во всю ширину палаток всегда были сколочены нары на несколько человек. Во многих были установлены титановые или из нержавеющей стали печки-буржуйки. Чего-чего, а этого металла в Норильске было в изобилии.

Скоро подошли к одной из таких палаток. Петя стал обходить ее вокруг и вдруг окликнул меня.

– Смотри.

У стены на земле были уложены пирамидой более десяти человеческих черепов и большое количество костей. Он развязал свой рюкзак и добавил к пирамиде еще один череп.

Мы уже перекусили и собирались немного отдохнуть на нарах, когда услышали мужские голоса. В палатку зашли двое. Один из них был нашего возраста, а другой значительно старше.

– Привет, охотники, – сказал старший. – Меня зовут Сергей. Это моя избушка.

Мы поздоровались.

– Да мы зашли немного перекусить. Сейчас уходим.

– Я вас не гоню. Места думаю всем хватит. Мы с племяшом решили посидеть на вечерней зорьке, гуся покараулить. Пока шли, табун оленей встретили голов на тридцать. На Пясино попер.

– Мы тоже видели. Два табуна.

– А как у вас успехи?

– Пока десяток куропаток, да две полярки. По речке в основном гагары, нырки да шилохвостки, а их стрелять, так проще рыбы наловить и уху сварить, вкус тот же.

– Верно. Вонючие утки, да и мясо, как наждачная бумага.

После короткого знакомства разговор продолжился. Сергей оказался участковым из поселка Кайеркан.

– Мы вам тут еще один череп в пирамиду добавили, – сказал Петя.

– Если бы вы, ребятишки, знали, сколько их вокруг. Вот я знаю здесь более десяти палаток и избушек вплоть до озера Пясино, и практически у каждой такие пирамиды. А вот там – он показал в окошко на северо-западный склон Норильского плато – палатка моего друга. Она практически рядом с шахтой. У нее через каждые тридцать метров кости и черепа.

Мы замолчали.

– А почему никто не собирает? Можно же их захоронить – спросил я.

– Ты представляешь сам, что такое захоронить официально? Прежде чем это сделать на каждый череп нужно заводить уголовное дело, проводить расследование, собирать материалы, искать свидетелей. Представляешь себе цепочку дел и количество занятых в ней? И это только юридическая сторона. А сейчас чуток вникни в политическую. Большинство бывших причастных, знающих и отдававших приказы еще живы, здоровы и также занимают государственные посты, а некоторые взобрались еще выше. Они дадут это сделать? Вот когда они уйдут со сцены, только тогда возможны какие-то подвижки. Я не утверждаю, а говорю возможны. Причем толчок этим подвижкам должны дать родственники. А как ты думаешь, много их в живых останется к тому времени? Вот и я о том. А на государственном уровне это будет замалчиваться, и чем дольше – тем лучше.

В сотне метров от железнодорожных путей самой северной трассы Норильск – Дудинка, находящейся в предгорной части северной оконечности Норильского плато в шестнадцати километрах к западу от Норильска, в 1935 году геологами было открыто Каларгонское месторождение цементных известняков. Естественно, разработка месторождения начала осуществляться силами заключённых Норильлага.

Скоро была заложена первая шахта для подземной отработки известняков, построена печь для обжига извести, которая загружалась слоями, вперемежку с углем. Готовая продукция тачками отвозилась на склад.

Первый вертикальный шурф горной выработки геологической разведки глубиной более тридцати метров засыпать не стали. Огородили метровым заборчиком и использовали в дальнейшем как могильник.

Недалеко от шахты в сжатые сроки был построен штрафной лагерный изолятор. Для исключения случаев побега при помощи разбора проемов в стене по всему периметру высоких бетонных оград снаружи закрепили металлические прутья. Межкамерные перегородки имели такую толщину, которая предотвращала проникновение любого звука. Это делало невозможным передачу какой-либо информации голосом или при помощи тюремной азбуки. На окраску стен изнутри и снаружи извести не жалели, так как ее было в избытке, но после первых же дождей светлое здание стало темно-серым.