Николай Витем - Ничего важнее нет, когда приходит к человеку человек

Со стороны улицы луг не огорожен – проходит тропинка, ведущая к участкам Вадеевых: родителей и женатого на Дусе их сына Семёна.

За высоким деревянным забором радуют глаз соседей кроны фруктовых деревьев пожилых Вадеевых, советских пенсионеров, живущих с доходов от продаж фруктов, и яблоневых деревьев пьяницы милиционера, старшего лейтенанта Семёна, продолжающего служить после чистки городского отдела милиции. В народе говорят: пьян да умён два угодья в нём. Насчёт «умён» история умалчивает, а вот то, что часто «пьян» – угодье есть, потому и держат Семёна на службе.

Охраняет «плодово – выгодные» деревья немецкая овчарка. Лает громко и хрипло. Услышишь её, и мурашки по телу забегают, как шальные.

Участок Теплова зажат лугом, забором Вадеевых, участком Фёклы и забором территории семьи Завидова, ревностного чекистского служаки.

Всего один раз увидел его Иван в форме майора, но этой встречи хватило, чтобы он испытал от соседства с чекистом постоянный страх.

От страха запретил семье общаться с женой и детьми, которых у Завидова трое: две девочки и мальчик. Жена Завидова и её дети, из – за служебной специфики старшего Завидова, тоже стараются с соседями не контактировать, дабы не компрометировать майора – от Ивана иногда, особенно когда он «не вяжет лыка», попахивает антисоветчиной.

Ледник заканчивается напротив дома Завидова и его жене ближе всех ходить на родник. Носит воду гранд дама вечерами перед сном, когда в доме Теплова не горит свет и никто не видит её – так считает она.

От родника дорога стелется между деревообрабатывающей мастерской и домом Фёклы с сыном – офицером, недавно закончившим в Москве военное училище, и приехавшим в отпуск по чьей – то оплошности. Идёт война, младшие офицеры на фронте гибнут массово, какой уж тут отпуск!

За мастерской дорога огибает западный край низины, постепенно приближаясь к железнодорожному полотну. Метров сто идёт параллельно железнодорожным путям, затем под небольшим углом отворачивает вправо с пологим подъёмом на вершину холма. Холм небольшой, но достаточной площади, чтобы на нём уместился маслозавод.

По крутой дуге дорога обходит въезд на территорию завода растительного масла, спускается с холма и заканчивается пересечением с грунтовкой, соединяющей город с районом Гармоново, начинающегося за переездом железной дороги.

Грунтовка – граница между городом и обширным Вяземским болотом – царством злых малярийных комаров.

Болото расположено в треугольнике: река Вязьма, грунтовка, железная дорога – заросло камышом, осокой и ветлой.

Железная дорога отделяет от города городские поселения, бывшие ранее деревнями, Гармоново и Абросимово. Левее поселений течёт неширокая река Улица, начинающая свой короткий путь в Бознянском болоте, примыкающем к Бознянскому озеру.

Набрав на обширном участке болота отфильтрованной мхом воды, Улица направляет свой бег к железной дороге, проходит её под акведуком и падает с десятиметровой высоты, журча между круглыми валунами, разбиваясь на мелкие потоки, в лощину. На равнине вода успокаивается, и плавно уходит под мост грунтовки, разливаясь по Вяземскому болоту, местами делая его непроходимым.

Даже в самое жаркое лето Вяземское болото щедро делится водой с одноимённой рекой. Река Улица и ключи, бьющие в русле реки Вязьмы, не дают последней пересыхать даже в самые жаркие летние месяцы.

От железнодорожного моста, перекинутого через Вязьму, где глубина её достигает более двадцати метров, до развалин крепостной стены города Иван насчитал восемь ключей. Самый мощный ключ бьёт на стержне русла рядом с мостом, создавая тугой водоворот на поверхности воды. Место опасное для купания и вёсельных лодок.

Опасность притягивает солдат, дислоцированных в Гармоново. В жаркий день отпрашиваются купаться. Наиболее смелые солдаты прыгают с двенадцатиметровой высоты моста. Попав в водоворот, выплывают не все.

В тёплое время года вода в Вязьме холодная. Горожане, живущие поблизости, берут воду для питья. Особенность вяземской воды: стоит в ведре несколько дней и не тухнет.

В половодье Вязьма в избытке отдаёт воду болоту, возвращая прошлогодний долг. Под водой скрываются камыши и кустарниковые островки, превращая болото в огромное озеро. Крупная серебристая рыба, сбившись в стаи, из новоявленного озера устремляется в верховье Улицы на нерест; штурмует подъём к виадуку, не считаясь с потерями.

Любители рыбной ловли, балансируя на скользких валунах, ловко накалывают рыбу столовой алюминиевой вилкой со сломанными посередине двумя зубчиками. Сами того не зная, повторили конструкцию орудия византийской знатной дамы Марии, впервые применившей в тысяча четвёртом году двузубую вилку для приёма пищи.

Выбросив добычу на берег, смахнув брызги с лица, вновь выискивают жертву. Рыба бьется на берегу, извиваясь дугой. Ловцов много, ошалевшей рыбы еще больше. Значительная часть её прорывается сквозь рыбацкий кордон в старицы Улицы и в Бознянское озеро.

Даже не верится, что этой весной Иван Теплов с лучшим другом Валентином, ранним утром застолбив место на ручье, ловил рыбу. Вернувшись с добычей, варили уху, жарили рыбу и под самогонку употребляли приготовленные блюда. Жена Поля и его дочки не пьют, дочки по младости, а Поля не приучена, но по мере сил помогали уничтожать рыбный дар царственной вяземской природы.

В «большую воду» горожане вспоминают про высохшие за зиму лодки, обмазывают их гудроном и тихими вечерами долго катаются по бескрайней глади «вяземского» озера.

Городские охотники балуются ружьишком, теша душу стрельбой по перелётным уткам. Охотничьи ружья висят на гвозде, вбитом в стену в каждом доме. Стрельба на окраине города – обыденное дело, к ней привыкли, как к дополнению природного антуража.

О войне думали не всерьёз – знали, что будет, воевать придётся, но не рядом, а где – то там, вдали, на краю Советской земли.

Иван, по окончании рабочей смены, стоя в компании плотников, слушал мужиков, спорящих о том, какие из западных государств, на примере Финляндии Советский Союз присоединит к своей территории. В споры не встревал, жены наказ памятуя – молчание золото.

Что война придёт на нашу территорию, никто в мыслях не держал. Крепко вбито в сознание людей, что: «от Москвы до Британских морей, Красная Армия всех сильней». На сильную армию кто полезет – самоубийц среди политиков нет.

Большинство населения Советов накрепко поверили в то, что «когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин и Красный маршал в бой нас поведёт», то «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!». Раздуем так, что самим станет тошно от счастья и штаны наполнятся радостью – стирать, не перестирать.