Александр Дым - Заводные люди

Подхватив на ходу с другого столика перечницу, Бурый оторвал у неё верх и, поравнявшись со столом Пингвина, одним движением высыпал огромную горсть перца в суп за спиной увлечённого беседой недруга. Никто вокруг не заметил: зомби уткнулись в свои смартфоны. Дима пошел дальше, как ни в чем не бывало.

Набрав еды, они расположились в зале. Стасик планировал отпуск и был полон горьких размышлений по поводу бюджета этого мероприятия.

– Собираюсь в отпуск с семьей в Крым этим летом. – Стасик скривился: — Египет с Турцией остались только в семейных альбомах с таким курсом в обменниках. А ты куда?

Бурый улыбнулся.

– Увидишь, скоро на наших югах отдыхать дороже заграниц будет. Цены накрутят до небес через два сезона. – Бурый ткнул пальцем в потолок. — А я с девочкой на футбол в Питер и оттуда в Анапу. Есть у меня одна красавица.

– Не надоел тебе еще этот фанатизм?

– Я и фанатизм – это инь и ян. Какие могут быть ещё комментарии?

Стасик пожал плечами и как-то по-особенному тепло глянул на него.

– Главное, голову береги.

Сзади послышался сдавленный хрип. Это Пингвин вскочил из-за стола, роняя ложку. Его лицо стремительно багровело. Одним лихорадочным залпом он залил в себя целый стакан сока, но это явно не помогло.

Перца было столько, что загасить этот пожар можно было только огнетушителем.

Девяностые до боли похожи на далёкие петровские времена, когда «прорубалось окно в Европу» и бояре повсеместно лишались своих бород, облачаясь в парики. Россия впитывала всё западное – жадно, без разбора. Последствия люди осмыслили только потом. Несмотря на историческую схожесть в экспансии западного культурного и потребительского влияния, ушедшая эпоха имела одно отличие: петровские времена оставили стране военные победы и захваченные земли, а девяностые годы в России оказались временем бесславных, безумно кровавых и жестоких горячих точек.

Девяностые пришлись на Димины школьные годы. В младших классах им присылали гуманитарную помощь западные фонды: в их школе раздавали банки немецкого сухого молока. Мама варила ему на этом молоке каши добрые полгода, для их семейного хозяйства это оказалось реальным подспорьем. Отец искал подработки, крутился как мог. Несколько раз в году за окном отчетливо были слышны звуки выстрелов где-то вдалеке. Время было голодное и злое.

Шоппинг у населения происходил исключительно на вещевых рынках: свой подростковый возраст Дима провел в шмотках с вьетнамского рынка – массового рынка брендовых вещей тогда, по сути, не существовало. Плееры были кассетными и дорогой плеер на людях лучше было не доставать: уличные грабежи в открытую с применением насилия воспринимались как разновидность национального вида спорта – так, с девяностых у Бурого осталась привычка прятать часть денег в трудно обнаруживаемые места перед тем, как выходить в подъезд. Бухать и тусоваться в подьездах в те времена предпочитали практически все, денег было мало – поэтому высокая зона риска начиналась уже за дверью.

Количество злых и готовых идти на грабёж пацанов на улицах было стабильно высоким, понятия советской улицы ушли в прошлое и реальностью девяностых стал тотальный беспредел. В ход шли цепи и ножи, арматура и палки. Пока взрослые расстреливали друг друга в начавшемся переделе активов, молодые забивали друг друга руками и ногами просто от нечего делать или чтобы достать денег на очередную дозу. Зародилось и бурно расцвело клубное движение – наркотики и электронная музыка. Люди пробовали всё и прожигали жизнь на полную катушку. А что им оставалось? Молодость одна, а в обществе царили страх и неопределённость в завтрашнем дне…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.