Ольга Шумкова - Домой

Папа и тетя Лида передают тебе приветы.

До свидания!

Нина.

Отец, хоть и нервничал, все-таки оставил их с тетей Лидой на даче до самого конца лета. Домой Нина вернулась перед самым началом учебы. Город ей не понравился – очереди, суета, грязно, какие-то растянутые плакаты, какое-то собрание…

Вечером Нина разбирала дачные вещи в своей комнате. Тетка с отцом о чем-то тихо разговаривали. Нина прислушалась.

– Не знаю, Лида, как и быть. Может, выедете с Ниной хоть в Ревель?

– Кому мы там нужны, Арсений, подумай сам… Разве только еще сестер-братьев найдем…

– Каких сестер-братьев? – выглянула Нина.

Тетя Лида шумно вздохнула:

– Доболтались. Иди-ка спать, Нина, нам с тобой завтра к учебе все покупать.

– Это секрет?

– Да нечего рассказывать, Ниночка. Мы просто… Мы с Лидой – приемные дети.

– Как это?

– Ну, маме нашей было уже много лет, да у нее и в первом браке детей не было, видимо, не могла детей иметь. А детей хотели, ну и взяли нас с Лидой.

Нина удивленно покачала головой:

– Ничего себе… а вы с тетей Лидой – родные?

– Да.

– А ваши настоящие родители?

– Наши настоящие родители – это мама и папа. А те, кто родили… они… я про них мало что знаю. Лида их вроде помнит немного, я-то нет.

– А кто они были?

– Бедные, пьющие. Самое дно… Мы о том и говорили, что у них, может, не только мы с Лидой были.

– А сколько тебе было, когда…

– Когда родители нас взяли? Мне около года, Лиде три, получается.

– А… – Нина запуталась, – а как они вас отдали?

– Да я же говорю – они пьющие были. И мы им были не нужны.

– А вы с тетей Лидой сразу знали, что вы – что не родные?

– Мы знали, что мы приемные. Но знали, что родные.

– А ты их больше не видел?

– Нет, Нина. Он пропал куда-то, а она умерла, мне лет семь было, наверное. Отец с мамой нам могилу показали, они за ней ухаживали. Благодарны ей были, что нас родила.

– Жалко, что я дедушку и бабушку не видела, – вздохнула Нина.

– А мне как жалко, маленькая! Ты же у них единственная внучка. Они бы тебя как обожали. Ты у меня ведь к тому же и умница, и красавица.

– Красавица, – вздохнула Нина, – я бы знаешь как хотела? Чтобы у меня волосы темные были, а глаза голубые – как у Володи. Папа, а он приехал?

– Нет, наверное. Иначе зашел бы?

– Да…

Нина встала, прошлась по комнате.

– Я теперь все про бабушку с дедушкой думать буду.

Арсений Васильевич улыбнулся:

– Ты маленькая была, Лида говорит – как Ниночка на нашу маму похожа! Я пригляделся – и правда, улыбаешься так же, хмуришься так же… Вот как так бывает?

Нина улыбнулась в ответ:

– А ты на кого похож?

– Говорили, на маму.

На следующий день с дачи вернулся Володя. Едва заскочив домой, он прибежал в лавку. Нины не было дома. Арсений Васильевич обрадовался:

– Мальчик мой! Ну как ты?

– Все хорошо… Арсений Васильевич, знаете, к нам бабушка с дедушкой приезжали!

– Да что ты!

– Да, на две недели! Так хорошо… а Нина когда придет?

– Они поехали все для гимназии купить.

– А куда они поехали? – спросил Володя и покраснел, – мой папа вчера хотел нам купить, а ничего нету нигде.

– Тебе что надо – напиши список? Я закажу вам.

– Правда можно?

– Что же нет?

Дверь открылась, нагруженная свертками вошла Нина.

– Володя! – закричала она, и свертки посыпались на пол, – ты приехал уже!

Сзади шла, тоже нагруженная, тетя Лида.

– Здравствуй, Володенька! Ох, Арсений, вроде все теперь есть к учебе. Ты занят? Пойду чаю нам сделаю. Обед-то есть?

– Есть, Нина утром готовила немного.

– Ну так давайте и поедим. Володенька, ты же с нами? Поможешь мне, пока Нина свои вещи разберет?

– Конечно!

После обеда Нина скорее вскочила:

– Папа, тетя Лида, мы с Володей гулять пойдем. Уберете тут?

– Конечно, деточка, все сделаю, – кивнул Арсений Васильевич, – только… вы по нашей улице и вот по Клинскому, а дальше никуда не надо.

Нина пообещала, и они с Володей вышли на улицу.

– Пойдем на Клинский? – сказала Нина, – там на скамейку сядем, и ты мне будешь рассказывать. Или нет – давай сейчас уже? Володя, я так по тебе скучала!

Он хотел было сказать, что тоже, но смутился.

– Ты не скучал? – улыбнулась Нина.

– Скучал, ты же сама знаешь. Только когда бабушка и дедушка приехали – тогда нет. Хотя… я про тебя дедушке и бабушке рассказал – и снова стал скучать. Слушай, ты знаешь, что бабушка сказала про тебя? Она сказала – пусть эта Ниночка всегда будет здорова и довольна…

– Спасибо, – улыбнулась Нина, – спасибо!

– А еще – знаешь? Мы с папой.. ну как сказать? Поссорились в самом начале лета. Да ничего там особенного, но я обиделся. А когда дедушка приехал, он с папой поговорил, наверное, или не знаю… Но мы потом с папой все лето и гулять ходили, и он мне про Америку рассказывал, и мы с ним такой прекрасный корабль вырезали из дерева! И опыты ставили по физике, и купались! Он так плавает хорошо. Я тоже. А ты купалась? Погоди, Нина! Я тебе расскажу лучше, как мы с папой сами электричество проводили. Вот послушай…

Нина слушала, не вникая в слова. Что они там делали с электричеством… какая разница, какой прекрасный день, какое теплое светит солнышко, и скоро гимназия – учиться не хочется, но подруги, и пойдут дожди, и как хорошо будет возвращаться домой после уроков – бежать в теплый дом, садиться в кресло, разговаривать с папой…

Все будет хорошо, думала она. Напрасно беспокоится папа, все пройдет. Царя нет, но это ничего, все равно – все будет хорошо.

***

Где-то за Фонтанкой слышались глухие выстрелы. Нина вздрогнула во сне, Арсений Васильевич, сидевший у ее кровати, погладил ее по голове. Опять стреляют, да что ж такое, каждый вечер, каждую ночь. Чем все это кончится… страшно за девочку, страшно за себя. И не уехать уже – поезда толком не ходят, простая дорога превратится бог знает во что, да и куда ехать?

Это чертово восстание! Как-то ведь прожили начало осени, ну да, митинги, товарищи, кто-то там приехал из Финляндии, было тревожно, Нину он теперь в гимназию провожал и встречал, но как-то жили! А потом – выстрелы, грохот, страшный залп, наутро было ничего не понять, а потом – пожалуйте – в газетах: все власть народу, революция и так далее.

И ничего еще бы, только потом явились товарищи – национализировать лавку, она теперь принадлежит народу. Арсений Васильевич согласился сразу – конечно, он сам планировал лавку именно народу и отдать, пожалуйста, дорогие товарищи… Только можно он ее передаст – кому передавать? Комитету? Хорошо, комитету – завтра? Наведет порядок, ревизию? Можно? Конечно, он за революцию и счастлив отдать лавку народу.

Всю ночь он распихивал припасы – все-таки хорошая квартира, вот кладовая – ведь и не видно, что там дверь, очень удобно. А если еще подвинуть шкаф, так тогда и эта комнатушка будет не видна, а сколько туда можно спрятать!