Георгий Завершинский - Третий брат

Ильгиз-проводник был шофёром грузовичка, доставившего партию к месту её отправления в тайгу. Старый «газон» едва ковылял по разбитой просёлочной дороге, растрясая душу и не вселяя надежд на успешный финиш. В большом кожаном кармане на водительской двери машины лежала потрёпанная книжка, которую Ильгиз аккуратно хранил и непременно доставал почитать, когда ему приходилось ожидать в кабине машины, пока партия разгружала свои пожитки.

Называлась Ильгизова книга «Материализм и эмпириокритицизм» и, как быстро узнали дотошные геологи-студенты, закладка, с которой Ильгиз всегда начинал читать её, оставалась на одной и той же странице все годы, которые он сопровождал разведочные партии в тайге и в горах. Окончившему три класса начальной школы Ильгизу нелегко было управиться с «материализмом», а уж с «эмпириокритицизмом» и подавно! – и всё же старался… как мог.

В аккурат перед самым отправлением появилась некая колоритная фигура, которая бывает в любой партии. Пожилой, но весьма бойкий персонаж, страстный любитель «занзибера», как он называл самогон, Палыч был пьяница, но не запойный. Он обладал изрядным чувством юмора, колоссальным запасом анекдотов и мгновенно становился душой любой компании, особенно студенческой.

В том составе, помнилось Николаю, они оставили машину на дворе крайнего деревенского дома и отправились на горное плато, скрытое между сопками, чтобы взять пробы пород с небольших глубин и после анализа подготовить нужный отчёт по региону. Задание было обычное, и никто слишком не утруждал себя работой, чаше всего собирались у костра и долгими часами сидели, подбрасывая хворост и покуривая самокрутки. Палыч по обыкновению всегда что-то рассказывал, и время от времени голос его перекрывался громкими взрывами хохота.

В один из таких вечеров бесконечно-протяжный разговор принял странный оттенок – словно бы не желая того, вдруг заговорили о самом наболевшем – кто о чём. А больше всего досталось Палычу – как всегда оказался крайним, когда надо было кого-то во всём обвинить. Ну понятное дело, если ты душа компании, так и отвечай за всё. Единственным человеком, стоявшим поодаль и устранившимся от спора, оказался Николай.

– Чего тут остаётся, – пыхтел Палыч, когда дело зашло так далеко, что молодёжь уже готова была схватиться на кулаках, – наше дело… чтоб начальству всё представить как нужно. Ко-о-г-да ещё русский человек понял, что перед начальником всякий подчинённый должен иметь вид «лихой и придурковатый». Так, глядишь, и сойдёт с рук… разное непотребство…

– А-а, Палыч о своём… лишь бы всё сошло, – один из геологов, крепкий мужчина, приподнялся с пенька, на котором сидел, – а сколько нам тут ещё ковыряться? – пока не посинеем все от холода? Скоро уж мороз, а твоё начальство, Палыч, и ухом не повело, что мы остаёмся без провианта. Чего жрать-то будем, если завтра подвода не придёт!?

– Палыча разделаем на жаркое, – раздались насмешливые голоса, – сначала ляжки ему отпилим, потом бока нарежем… жирка над костром натопим… вот будет пир!

– Э-эх, непутёвые, – глухо ворчал незнамо где уже подвыпивший старик, – куда вам до Палыча?! Ему на вас… хм, наплевать, если хотите… Палыч не в таких переделках бывал! Потом сами попросите… поди-ка договорись без него. Но… Палыч гордый!

– Ладно, чего слушать старого болтуна, – народ не на шутку разошёлся, – тут и правда положение…

– Снаряжать кого-то на базу надо, чтоб разведал там всё и привёз самое нужное…

– М-да, хоть на первое время, а там уж потерпим до следующей подводы.

Палыч и вправду бывал необходим… как воздух, особенно для курящих, а в партии дымили все. Дымили в основном «Беломором» и посмеивались над Палычем, который все крутил самокрутки. «Табачок-то, – говорил он, – свой… и получше ваших папирос, небось…

Не самого низкого достатка и понаехавшие из столиц геологи могли себе позволить папиросы и… насмешки над стариком. Но, как это водится, приходило время, и всё привычное кончалось, кончались и папиросы. Кончались, конечно, не вовремя, когда до приезда следующей подводы ещё ждать и ждать. Сжав зубы, сначала делали круги, места себе не находя, вокруг ухмылявшегося Палыча. Тот молчал, мол, сами всё поймут. И спустя короткое время, кто-то помоложе не выдерживал: «Ну ладно, старик, чего есть, от щедрот твоих отдели, а? Отсыпь табачку на закруточку…»

Палыч медлил, тянул время, посмеивался в бороду, а в конце концов не отказывал. И вот первый из страдальцев, наконец, сделав затяжку, растягивал рот в блаженной улыбке. «Ну что? – подливал масла в огонь Палыч. – Полегчало? То-то, брат, знай наших, свой-то, он завсегда в кармане, а фабричного надолго не припасёшь!»

Потупив взор, следом за первым потянулись другие. «Э-эх, Палыч, твоя взяла, не дай помереть, курить страсть как хочется!» Тот с расстановкой, не спеша, набивал каждому его закрутку и наставлял: «Зна-а-вай, брат, наших, говаривал ещё дед мой, царство ему небесное, «первые будут последними», вот так вот…»

Геологи, смущаясь и ворча, тянулись к старику, но больше над ним не смеялись, а если кто из молодых начинал язвить по поводу его «козьей ножки», одним красноречивым взглядом затыкали тому рот. Зелен, мол, ещё рассуждать, потерпи с наше – когда курево кончится, тогда поймёшь, что такое самокрутка…

Вот и теперь, когда подводы не было много дней, Палычевы самокрутки о-ох как пригодились, спасибо старику за мудрость и терпение. Что ж, на ошибках учатся, если, конечно, вновь «не ставить ногу на те же грабли». Ну а с Палычевым «занзибером» соединилась отдельная история. Впрочем, «как две капли воды» похожая на историю с самокруткой.

Где он держал свой «занзибер» и чем разводил, одному ему было ведомо. А теперь, вокруг костра, просто так не высидишь – тянет хоть немного пригубить живительного напитка, чтобы разговор поддержать. Не тут-то было, все запасы давно уничтожены, а подводы – нет как нет. Анекдоты все сказаны-пересказаны, бывалые истории по третьему кругу набили уже оскомину. Ребята сначала загрустили, а потом, не замечая, начали поддевать друг друга.

Вроде мирно и без затей, а вдруг, нет-нет и проскочит у одного что-то недоброе, другой ответит, третий попытается разнять и сам получит как следует. «Пока ещё на словах, – заметил тогда про себя Николай, – но до рукоприкладства может дойти довольно скоро. Надо бы к Палычу подкатить – где он «занзибер» свой прячет, пусть разведёт для ребят хоть по чарке, а то ведь передерутся по трезвянке. Или чего хуже учинят…»

– Палыч, – тихо позвал Николай, отодвинувшись от костра, – Палыч…

– Чего, – встрепенулся тот, словно застигнутый врасплох, – я чего? Ребята разгорячились, хоть бы кто поумней был – дури-то у каждого!