Георгий Завершинский - Третий брат

Оставив домыслы в стороне, можно сказать одно – Мишка не собирался никуда уезжать из Москвы, а хотел распределиться в научный коллектив какого-нибудь института. Для этого надо было представить хоть какие-то результаты исследований и опыт экспедиций, чего у «младшенького» совсем не обреталось. Тут и пришлось пойти на поклон к собственному отцу. Разговор состоялся, только не с тем результатом, что хотелось Мишке. Отец отказал в протекции, строго-настрого приказав, чтобы «младшенький» отправился в геолого-разведочную партию. «Если не в Сибирь, то хотя бы на Урал, – настаивал он, – так, чтобы парень понял, чем по-настоящему «пахнет» его профессия».

Перед самой войной состоялось Мишкино знакомство с Лапшиным, начальником партии, в которой он оказался. Первая же экспедиция стала для него настоящей проверкой на профпригодность. Действительно, зачем учился, потратил столько сил и времени, если эта профессия не по тебе? Опытный Николай Сергеевич не стал ломать Мишку, но и отлынивать ему не давал. Начальник постепенно втягивал его в практику разведки – кропотливый труд и перепроверку всего, что поначалу казалось очевидным. Лапшин растил в нём способность ощущать под собой не безымянную землю, непонятно из чего составленную, а добрую почву, по которой ходишь и на которой живёшь потому, что там есть всё, что тебе нужно для жизни. «Крепко стой на своих ногах и не пропадёшь, – приговаривал он, наставляя жизни, – а когда сам устоял, то и другим поможешь».

– Бывало, – вспоминал Лапшин, – всем надо поступиться… ну, забыть начисто, кто ты есть. Так вот…

– Николай Сергеевич, – не унимался Мишка, – всякий хочет жить и сам спастись. Как же поступить, когда тебе ясно, что погибнешь, спасая других?

– Перво-наперво, не думать об этом, иначе другому не поможешь и сам впустую погибнешь. – Лапшин задумался. – А когда по-настоящему все силы отдашь, чтобы другой не пропал, то, глядишь… цел останешься.

– Почему? – Мишка не отступал от своего и насторожился.

– Не знаю, как объяснить, – Николай Сергеевич смотрел куда-то вдаль, – то ли силы какие вступаются, то ли в тебе самом что-то просыпается… А только всё складывается лучше, чем даже мог себе представить.

– Ха, не подумал сам о себе, и будто бы нашлось, кому за тебя все устроить? – с сомнением в голосе проговорил Михаил.

– М-да… как будто… – слова Лапшина прозвучали лёгким укором, – если же только искать, как «соломки себе подстелить», то всегда найдётся, кому из-под тебя её вытащить. В самом неподходящем месте не окажется… а падать-то… о-ох как бо-о-ль-но!

– С такими ещё поборемся! – вскричал Мишка, напрягая бицепсы.

– И зачем так устроено, что сильный всегда побеждает?! – голоса вокруг зазвучали с большим интересом и даже вызовом.

– Вот помню были двое со мной в Казахстане, – заговорил Лапшин, – один тихий такой, исполнительный. Что ему скажешь, сделает и ждёт дальнейших указаний. А другой – всё в штыки, всё по-своему. Чего ни попросишь, отговорится, а то и спишет на того, первого. Как-то раз в горах шли наверх втроём, друг за другом, охотничья тропа сужалась, дальше не пройти. Оставалось разве только самому легкому пробраться. Если ему пройти первому и зацепиться, то можно помочь остальным обогнуть скалу, а там уже и перевал недалеко.

– Ну и кому приказали, Николай Сергеевич? – неприязненно буркнул Мишка.

– В том-то и дело, что приказывать не мог, – Лапшин усмехнулся, – на смертельное дело не отправляют по приказу.

– А как же тогда? – раздались голоса.

– А вот как – стою и жду, кто из них сам решится.

– М-да, задача… И кто же?

– А как вы сами-то думаете? – Лапшин опять улыбнулся.

– Как-как?! – Мишка возмутился. – Конечно ваш любимчик, что вам в рот смотрел, кто ж ещё!

– А вот и нет, – Лапшин рассмеялся, – тот ждал приказа и не сдвинулся с места. А другой, что прежде ругался и ворчал, как до дела дошло, гляжу, потуже подпоясался, отдал свой рюкзак, да и двинулся первым, ни слова не говоря. Чуть не сорвался, да повезло ему, дотянулся до стены за поворотом и, видно, выступ там какой-то нашёл. Собрался с духом и… прямо над обрывом переступил.

– У-х, – нервы у всех напряглись от рассказа начальника, – а дальше?

– Что дальше? Главное было, кому первым пойти, потом уж трос аккуратненько кинули… перебрались, одним словом.

– Сами-то они что?

– Гм, этот, заносчивый, на перевале всё высказал, что накипело. Гм, лучше б не слышали его. А честно сказать, – герой, вот только не по приказу, не как все, а сам по себе.

– Ну и что, – Мишка словно заворожённый слушал, а теперь очнулся, – подумаешь, сам по себе! Мало ли чего там ему подумалось, может быть, хотел похвалы начальства, ну… премии.

– Ду-у-рак! Пре-е-ми-и, – передразнил Мишку Лапшин, – зелёный ещё, жизни не чуешь. О какой «премии» будешь думать, если прилип к скале, как младенец к материнской груди, – одной ногой едва стоишь, а другая висит над пропастью… Э-эх, что же дальше с тобой будет, сосунок!

Лапшин не на шутку разозлился, но взял себя в руки, поднялся и вышел из палатки, остальные потянулись за ним. Мишка остался один, так и не понимая, чего такого сказал. Дело было поздним вечером в конце предвоенного лета, грозили преждевременные холода, и партию готовили к возвращению домой. Время в ожидании ухода страшно долго тянулось. И, пока не появилась возможность как-то оправдать своё бездействие, мысли слабели, надежда таяла и чувства молчали.

Спустя год Мишка уже воевал на Западном фронте.

Солёными брызгами расплескав всю обиду на свою унылую жизнь, Татарский пролив выдохся и смирил буйный нрав. Дело уже шло к вечеру, ветер и волнение улеглись. Катер с переселенцами, наконец, пристал к ветхой пристани. Та едва смогла вынести разгрузку многочисленных тюков и топотание пассажиров, снующих по деревянному настилу. Доски со стоном прогибались под их ногами, угрожая не выдержать. Сколько же надо было пройти взад-вперёд со своей поклажей! А потом пробежаться ещё раз – не забыл ли чего в трюме среди скамеек и мешков с продовольствием, которые будут выносить лишь утром.

На сегодня смена закончилась, и рабочие разбрелись по баракам – есть горячую баланду, что приносили с кухни, и пить подслащённый кипяток с легким привкусом кофе. С едой на острове было туго, а недовольным лучше себя не показывать – останешься голодным. Тогда придётся за коробку консервов или мешок картошки отдать что-то из одежды, а зима ещё только подбиралась. Что будет дальше, никто из приезжих толком не знал, поэтому, на всякий случай везли с собой запас тёплой одежды. Остаться голодным или холодным – выбор не из приятных!

Мичман у трапа наблюдал за происходящим с безразличным видом, не подавая признаков волнения или спешки. Он облокотился на поручень и время от времени сплёвывал в сторону, не из пренебрежения, а просто по привычке. К нему подошёл подтянутый молодой мужчина в военной форме. Он встал рядом с трапом, ожидая, когда появится его семья, чтобы помочь им разгрузить багаж.