Брюс Фёдоров - Стрельцы окаянные

Газетные заголовки могли быть самыми разными, но острый глаз художника выбрал наиболее оптимистичные из них:

«Грибники испортили воздух в окрестностях Колупаевска»,

«Дочь шофёра и прядильщицы стала мотальщицей»,

«Нужен ли шпиндель маховику в роторе?»,

«Брат раздавил брата на глазах брата»,

«На Колупаевщине возродили сдельщину и кустарщину»

и т. д.

Броские заголовки из патриотической прессы гражданин Голомудько, отличавшийся, как мы понимаем, ослабленным общественным сознанием, ловко перемежёвывал с глянцевыми фотографиями из популярного в области, но запрещённого для широкого распространения журнала «Америка» с изображениями голливудских див в белоснежных бикини на фоне курортных видов островов изумрудного Карибского моря.

Тихими долгими вечерами, каких у художника-авангардиста было предостаточно, он любил полежать на любимом диване в одних трусах и майке, закинув одну тощую ногу в чёрных волосах на другую и рассматривая созданную его усилиями печатную палитру.

Читая и перечитывая призывные передовицы из областных газет, он чувствовал, как его грудь наполняется энтузиазмом и горделивым чувством сопричастности с кипучей многомиллионной деятельностью его родины. В такие моменты он представлял себя пролетарием с молотом в руках, воздетым для решительного удара по ярму капитализма.

Однако, когда его восторженный взор вдруг падал на картинки отдыха заокеанских миллионеров, то ясное осознание своего долга и убеждённость непримиримого борца с тлетворным миром Запада начинали туманиться опасными сомнениями.

Необузданное воображение творца рисовало ему виды иного рода. Вот он уже загорелый капитан за штурвалом собственной быстрокрылой яхты, обнимает перламутровую ботоксную красавицу. Рядом стоит стюард-мулат и держит поднос с двумя фужерами игристого шампанского «Дом Периньон» 1936 года.

Ум доморощенного философа и холодного аналитика погружался в мир яростных схваток двух взаимоисключающих начал, в которых он принимал самое активное умозрительное участие. Его диван превращался в диковинную летательную машину, парящую над широким плато, на котором разворачивалась эпическая баталия классовых противников. Миллионные орды сторонников противоположных социальных теорий неслись друг на друга, чтобы обрушить на головы супостатов шипастые дубины из научных трудов, сладкозвучных цитат и страстных призывов.

Всем нашлось дело в этой битве, и только Касьян Херомантьевич Голомудько в гордом одиночестве нарезал в вышине круги на своём диване-самолёте, хладнокровно наблюдая за сменой исторических эпох. Ему было недосуг упражняться в унижающем его человеческое достоинство мордобое своего ближнего. В пошлой теории конвергенции он зарёкся искать зёрна формулы всеобщего счастья и неподдельного ликования.

Величайшего творца философски обобщённых образов меньше всего волновали язвы капитализма и прорехи социализма.

С высоты своего величия и дивана, который он недрогнувшей рукой направил бороздить просторы Вселенной, Касьян Голомудько поочерёдно посылал всех землян и инопланетян, и особенно придирчивого участкового милиционера дядю Кузю, к очень ядрёной матери.

Так проходили часы, и борец за свободу и всеобщую справедливость мирно засыпал, утомлённый собственными страстями. Пробыв в тревожном забытьи до вечера, художник-изобретатель пробуждался и чувствовал себя вполне счастливым, с ощущением того, что сегодня он сделал нечто великое. Значит, день прожит не зря.

Митрофан Царскосельский знал о чудачествах своего друга, поэтому решил не обращать внимания на кислую мину на его лице. Надо сказать, что помощник дворника и рыночный спекулянт заявился в самый неподходящий момент, когда Касьян только настроился, чтобы подняться в воздух на своём диване.

Потирая, как после падения с высоты, правую ягодицу, Касьян провёл непрошеного гостя к столу, с которого, освобождая место, разом смахнул пару листов ватмана с непонятными эскизами, которые напомнили Митрофану неуклюже прорисованную вчерне купюру в десять советских рублей в масштабе 1:10.

«Бедный Касьян. Его что, с голодухи перекосило? – мысленно посочувствовал Царскосельский своему приятелю и насильно пожал его вялую, но очень шершавую ладонь. – Такое ощущение, что я пожал свёрнутый рулон наждачной бумаги. Теперь понятно, почему его прозвали Шершавым».

– Ты чего притащился? – недовольно спросил концептуальный художник, усиленно растирая рукой смятое лицо. Мало того, что его оторвали от философского полёта мыслей, так ещё нарушили последовательное развитие вечернего плана. Дело в том, что к гражданину Голомудько с минуты на минуту должен был зайти не менее удивительный и полноправный гражданин своей области Догугулия.

Догугулия Кустанай Блохотрясович был во всех отношениях незаурядным человеком, так как состоял в штате санитаров-ломовиков Колупаевской психиатрической лечебницы имени знаменитого доктора психиатрии Юлиуса Вагнера-Яурегга, который, несмотря на свои неоспоримые нобелевские достижения, так и не сумел в нужное время разглядеть в почитаемом им фюрере и его поскрёбышах пациентов для своей клиники.

За несколько лет службы в профильном медицинском учреждении Кустанай Блохотрясович блестяще овладел мастерством выламывания рук, сопровождая сей оздоровительный процесс утончённой ударной техникой с обеих ног, обутых в высокие кирзовые сапоги. На спор он мог за пять секунд с завязанными глазами спеленать любого буйного клиента, который, оказавшись в смирительной рубашке, сразу начинал выглядеть как милый детёныш кенгуру, выглядывающий из сумки своей мамаши.

Помимо выдающихся физических способностей санитар Догугулия заботился о повышении теоретических познаний в области облюбованного им раздела медицинской науки. Наслушавшись обрывков из разговоров коллег-врачей, он уверился в том, что увлечение рукоблудием ведёт к развитию шизофрении сразу на оба полушария коры головного мозга.

После долгих и мучительных размышлений Кустанай Блохотрясович сделал вывод о том, что всех претендентов на высокие должности, выше мастера-сантехника, надо сперва направлять на профилактику в психиатрическое отделение городской больницы. Там их будет ждать первоклассный мастер своего дела, врачеватель и костолом Догугулия, признававший из всех методов коррекции умственных отклонений человеческого организма лишь оборачивание в смирительную рубашку на неделю с гаком и целительное воздействие электрического разряда не ниже 380 вольт.

О том, что сам маленький Кустанай начал беспокоить свои первичные половые признаки сразу на пятый день после рождения, медик Догугулия скромно умалчивал.