Брюс Фёдоров - Стрельцы окаянные

Так, в час пик, оказавшись в толпе невменяемых трамвайных пассажиров, он уже не решался обращаться к ним с вежливой просьбой: «Разрешите передать проездной билет». Вместо этого у него выходило: «Разрешыте передать проездной былет». На что неизменно получал недвусмысленный ответ: «Понаехали тут на нашу голову».

Ещё хуже у дворника-симулянта Царскосельского выходила попытка начать ухаживания за какой-нибудь колупаевской красоткой. Особенно если в его исполнении звучала столь галантная фраза:

– Девушка, разрешыте прыгласить вас в кыно.

Тут уж можно было не сомневаться, что дробный стук каблучков унесёт прочь их обладательницу со скоростью стремительной газели, бегущей в чащу непролазного каратышника, чтобы укрыться от горячего кавказского абрека.

Оказавшись перед искомой дверью, Митрофан пару минут выдержал подготовительную паузу и только после этого нерешительно нажал на ручку. К его удивлению, дверь поддалась сразу и без скрипа приоткрылась. Наученный житейским опытом, гласящим, что в незнакомое помещение заваливаться сразу не рекомендуется, даже если дверь в него не закрыта, проныра Митрофан вначале осторожно просунул в щель голову и принялся ею вращать из стороны в сторону.

– Ну что ты там топчешься, заходи уж. Сквозняки не устраивай. – Голос говорившего исходил от широкой спины человекообразного существа и принадлежал Клеопатре Вормсдухтовне, которая была занята тем, что из большого дюралевого бака разливала по литровым бутылкам молочно-бледную жидкость. В воздухе стоял спёртый до уровня предельной насыщенности запах дешёвой браги.

Знаменитая самогонщица Уйсик, известная среди приближённых лиц под кодовым именем Клёпа, своим образом жизни и набором моральных ценностей полностью соответствовала глубокомысленному изречению коммунистического исследователя человеческих пороков Карла Хайнриха Маркса. «Нет такого преступления, на которое не пошёл бы капиталист ради прибыли в 300%», – заключил он.

Комната, в которую с долей опасения просочился Митрофан Царскосельский, представляла собой территорию, на которой разместился мини-цех по изготовлению контрафактных горячительных напитков. В ней находились сразу три варочные плиты, которые на скорую руку были подключены к трём пузатым газовым баллонам. Пользователям столь сложного оборудования было, очевидно, невдомёк, что наспех прикрученные проволокой подающие резиновые шланги могут запросто обеспечить им, а заодно и всем остальным обитателям «трёхкозьей слободки» беспосадочный полёт на Луну.

На плитах громоздились огромные алюминиевые чаны, опутанные сетью трубок с манометрами и заливными воронками. Процесс самогоноварения у пройдошистой Клеопатры Вормсдухтовны был поставлен на широкую ногу и, судя по всему, приносил ей неплохой доход. Кругом в штабелях и так, в беспорядке, были расставлены дощатые ящики и фанерные короба, в которых размещались бутылки и бутыли, некоторые ещё пустые, но большинство заполненные горючей жидкостью.

Ассортимент выпускаемой продукции был крайне разнообразен. На бутылках красовались рукодельные этикетки с броскими названиями: «Водка «Колупаевские родники», мягкая», «Напиток алкогольный «Колупаевские закаты»», «Коньяк марочный «Колупаевская лоза». Разумеется, на вершине торговой пирамиды красовалась «Водка особая «Колупаевский кремль»». Действительно, в окрестностях города находились развалины какого-то древнего монастыря, которые местные краеведы с маниакальным упорством выдавали за первопрестольные постройки, пережившие Всемирный потоп.

Не скрою, наиболее строго охраняемым секретом изготовителей-вредителей являлся уникальный рецепт, в основу которого была заложена нехитрая концепция. Суррогатное пойло могло быть доведено до нужной кондиции, если в его состав добавить разной степени насыщенности эссенцию из крепко заваренного чая, настоянного на гуталине, с включением пережжённого сахара.

Разумеется, в пределах своего подпольного цеха госпожа Уйсик не жила. Левые деньги с лёгкостью обеспечили их обладательнице трёхкомнатную кооперативную квартиру в престижном районе Колупаевска с видом на тихоструйную речку.

Своим появлением махинатор Царскосельский нарушил отработанную до автоматизма конвейерную идиллию: от усердия поджав губы, Клёпа разливала в разнокалиберные ёмкости пятидесятиградусную муть, а её подручный, уже известный нам старый дядька Кукиш Потап Конакоевич, запечатывал их пластиковыми и деревянными пробками.

Свою работу он делал исправно, так как от натуги беспрерывно сопел, кряхтел и чуть ли не рыгал. Окончательно вставший на путь разложенца Потап Конакоевич был одет в рваную промасленную спецовку, которую однажды приволок со склада, на котором когда-то так славно трудился.

– Чего ты, Митроха, всё шляешься? Пра-слово – шакал. Людей от дела только отрываешь. – Кукиш с раздражением отложил пробочный пресс и повернулся всем корпусом к нежеланному посетителю, которого он так страстно невзлюбил по выдуманной им причине якобы утаённой бутылки марочной водки.

Сегодня пенсионер-мошенник был особенно не в духе. Он крепко не выспался. Всю ночь его преследовал жуткий сон, как какой-то мужик без имени и брюк, но в белой расстёгнутой рубахе гонялся за ним с огромным бронзовым подсвечником в руках, чтобы обрушить его на голову карточного шулера Кукиша. «Ужо, Потапка, достану тебя! Все рёбра пересчитаю, тысячекратный хам и паразит! Сучье вымя!» – орал босоногий мужик и бессчётно поминал мать нечистого на руку преферансиста.

– Действительно, Митрофан, ты с чем к нам пожаловал? – на выдохе устало спросила Царскосельского самогонщица Клеопатра Вормсдухтовна. Она рада была возможности передохнуть, а заодно переброситься словами с такой экзотической личностью, какой ей представлялся заявившийся в её апартаменты дворник-коммерсант.

Клёпе уже порядком осточертели все эти банки, склянки и тяжёлые, как гири, варочные кастрюли. Голова у колупаевской бутлегерши шла кругом. Ароматы низкопробного пойла основательно пропитали её мозги. Что ни говори, но труд на ниве производства подпольного алкоголя тяжек. Огненные цифры статьи 158 УК РСФСР витали в воздухе и грозили обрушиться на головы бедовых предпринимателей.

Перспектива выезда на дальнее поселение на три года с конфискацией имущества немало занимала мысли неугомонной воительницы с советским законами.

Клеопатра Вормсдухтовна одёрнула на себе длинную кофту грубой домашней вязки, которую она надела прямо на голое тело и потуже подвязала шерстяным пояском. После чего сдула со щеки чёрный, как у вороны, локон и добавила:

– Знаю, о чём ты хочешь меня попросить. Так вот, в который раз говорю тебе – нет. Ты парень хороший, но для моего предприятия не подходишь.