Антон Юртовой - Другое. Сборник

Стихотворный срез

Поэма

Умолкни муза! Звонкой лиры струны

Бесчувственность всеобщая сгубила.

Мой голос, бывший ласковым и юным,

Теперь охрип, и в сердце боль вступила.

Кого мне петь среди долин подлунной,

Средь душ глухих и грубых,

мне постылых?

Отечество скорбит под властью скверны,

Стяжательством отравлено безмерным.

Луиш Важ де Камоэнс, «Лузиады»,

песнь десятая, октава 145. Перевод

О.Овчаренко

•

Я знаю: мир нестоек и безбожен;

следы на нём крошатся там и тут.

•

Остынет ласковое солнечное ложе,

в агонии дохнув вокруг себя

кроваво-красным,

беспощадным жаром;

рассветы и закаты навсегда от нас уйдут

к мирам иным,

где – прорва звёзд

поярче,

где смыслы бытия лишь в притяжениях

да в порушении того, что накопилось.

•

В последний раз, прощаясь,

улетая прочь

неведомо куда

и видя под собой

испепелённую,

вскорёженную,

скорбную

пустыню,

тоскливо и невнятно

прокурлычат

клинья

журавлиные.

•

Усохнут навсегда цветы, деревья,

водоёмы, травы;

и в бешенстве забьются

особи жирафов,

рыб, собак, жуков

и прочих тварей.

•

С людским же родом,

оскверняющим

земную твердь

и всё на ней и по-над ней,

а также и – себя,

ещё на много раньше

то печальное

должно произойти,

что относимо

ко множеству,

растущему

без цели и мотива, —

конец ему приблизят и ускорят

добавления

к его угрюмой,

бесконечно несуразной

численности

и гордыне

и полоскания

в разливах искушений.

•

Бесцветными окажутся

улыбки

и задатки детворы.

•

И томных дев не увлекут желания зачатий;

на нет сойдут для них

забавы и утехи

с мужами,

истрепавшими

себя

в блуде и в сладострастии.

•

И откачают головами старцы,

смиряясь перед тем,

что в юных

истощилось

радостное

родовое

семя.

•

Пригашенное яростное,

зубчатое

огневое пламя

гримасами

забвения и фальши

заскользит тогда

по полотнищам

знаменным.

•

И орды обречённых на безумие

гомункулов,

восстав, —

из отвращения

к их утеснённой,

горемычной

доле, —

властителей над ними —

предков тлена и пороков —

решатся

истребить…

•

Нет поворота вспять —

к былому,

к изначальному;

и не проявится лишь то,

что —

не рождалось!

•

Причин и следствий череда

в объятьях

мироздания

толкает к одному —

к погибели.

Себя рассудком

у роковой черты нам не дано принять.

•

Мы всё ещё заботимся о славе,

о том, что время

в мёде растворится

и нас обдаст живительной росой.

•

Уж эти росы, —

в ярких свежих каплях оседающие

по ночам

или с приходом зорь

избытки

испарений, —

так густо окропившие

стихи

и прозу!

•

Ещё в зародыше

иронией и пошлым пересудом

прожигается

поделенный на всех

утробистый

расчёт —

остаться в памяти

сменяемых

беспечных поколений

и – как бы дольше продержаться

там.

•

Горьки, бессмысленны

благие

упования!

•

Куда и для чего

манит нас

предстоящий срок?

•

Как будто в нём бы удалось кому-то

поверхность вечно смутных,

измождённых,

ломких

будней

подправить благоденствием и благолепием,

чему вразрез

уже

нельзя

воочию

не видеть

взрыхленную

в неостановимом

долгом истребленьи

матрицу

долин, полей, урем, —

когда-то над собою нас легко носивший

край

из ликующих просторов

и бессчётных

горизонтов —

отрада глазу

и грааль воспоминаний, —

по-детски розовый,

благословенный рай…

•

Под кров его убогий, одичалый

нам

теперь

стремиться —

с обожанием?

гордиться им —

без почитанья,

тупо,

слепо?

•

Усердие к тому

всегда копилось

в деспотах

и в их холопах,

на пики насаждавших

непоколебимый,

взвешенный,

отважный выбор.

•

Им – следовать?

•

Я – не берусь!

•

Туда ли, на вместилище алчбы,

раздоров,

ненависти,

расточительства

и боли,

я,

постранствовав,

вернусь?

•

Что мне там было б

в утешение,

приятным,

увлекало б,

зазывало?

•

Не то ль, чтоб мог я в одиночку переплыть

знакомые студёные и тёплые

моря?

протоки, реки и озёра обнырять и омуты

исчесть?

понежиться под кронами берёз, дубов иль ив?

к забытой беспорочности и бескорыстию

в намерениях,

к чести, верности

и чистоте

в духовном и в телесном

подтолкнуть

кого-то?

величием нагорий, гроз, лавин

и давних укреплений

восхититься?

абсурду следуя, проголосить заздравье

кому-то,

потерявшемуся

в лунных,

серебристых

снах?

рапирою проткнуть злодея?

простонать вороной?

увлечься игрищами,

строчкой ковыряя раны?

или – заслышав сердца странный,

безотчётный,

гулкий

перестук,

в немых предчувствиях себя заледенить:

а —

вдруг?..

•

Да – нет; – не то.

•

Мне дорог путь иной,

устеленный смущеньем

перед тайной

моей нескладно скроенной

души,

забывшей о покое,

о всполохах корявой ностальгии,

о зависти к реченьям мудрецов,

бегущей прочь от рубрик похвалы и лести,

не принимающей костров и стуж

вселенской лжи.

•

И! —

что бы я без отторженья значил!

•

Всегда нам ненавистно то, что губит волю

и, искривляя существо заветов,

половинит разум.

•

Венец красавице невесте – словно щит

триумфа ждущему от завтрашнего боя,

неискушённому,

лукавому

спартанцу, —

нелепа и смешна ей мысль

казаться незнакомым юным шалопаям

кривой и злобною каргою —

в отдалённой,

передрягами и нищетой замятой

пресной,

одинокой

старости.

•

Случайный, даже робкий звук

смертелен

тишине

звенящей.

И нет простора там,

где поднялась

и раздаётся

чаща.

•

В тайфунах дум,

не знавших заточений,

у финиша лишь тот,

кто – начинал

с сомнений

и кто – презрев ухмылки

от себя уйти спешащих

кланов, —

до срока перезрелых,

вялых и унылых, —

всему наперекор пространства и века

преодолеть желая,

свои опять

с любовью

подчищает

сомкнутые

огненные

крылья!

•

Лишь то, что чистою отвагою и совестью

обмериться должно,

в себе я грею и беречь готов.

•

Хотя

сказать бы

следовало

к этому

меж строф: