Н. Храмов - Звукотворение. Роман-память. Том 1
- Название:Звукотворение. Роман-память. Том 1
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2020
- Город:Москва
- ISBN:978-5-00171-461-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Н. Храмов - Звукотворение. Роман-память. Том 1 краткое содержание
Человек на собственной ладони!.. Явь и сон – незабытьё. И помин, и аминь.
Это НАША ПАМЯТЬ – когда время становится доро́гой, вымощенной осколками небьющегося.
Понедельник начинается вчера.
«Папа подарил мне солнечный мячик!»
Маме снова 35 лет…
Звукотворение. Роман-память. Том 1 - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Однажды… впрочем, много чего ещё в жизни новой Толиной случилось. Выделить главное уместно: продолжал развивать в душе и в руках дар художнический от природы и немало способствовало тому решение Горелова увековечить в мраморе каррарском семейство свое, создать в парке гигантском, с озёрами, с главным водоёмом – как раз между тыльной стороной П-образного дворца и глориэтой на италийский манер! – скульптурную группу: он, жена, дочь. Тем самым возжелал Родион Яковлевич во скрижали истории персону собственную занести, дабы на века память о нём промеж людей шумела и не послушкой-намолчкой, но чтобы непременно пригвождала к земле монументальностью, размерами исполинскими одних, смердов, и в назидание высокое другим была: иди, мол, как я, не ленись, от одной высоты – к другой, приумножай славу злата, собственную власть выделяй!.. Короче, выписал из «европ» ваятеля именитого, повелел:
– Сотвори чудо восьмое света! Отблагодарю алмазно! И чтобы с размахом было, в расходах не мелочись, не жмись! Сложи мне песнь лебединую! Коль зазвучит она, то и себе славу бессмертную снискаешь!
Дворецкому же, чопорному, седому, наказал:
– Всем необходимым обеспечить сверх меры.
– Будет исполнено, Ваше Сиятельство!
Скульптору отвели несколько комнат просторных, приставили слуг, предложили самому набрать (а надобно коль, то и пригласить сюда заморских!] работников-помощников толковых, знающих дело оное, снабдили всем-превсем, о чём и мечтать не мечтал… Через неделю-другую первые наброски, варианты эскизные лежали на столе огромном в рабочем кабинете Горелова (здесь, кстати, никакой роскоши барокко-рококо не было – только самое необходимое имелось!].
– Хм-м… Мелковато, мелковато как-то… Нету размаха сибирского! Уж больно Италией отдаёт!..
Озадаченный, Рафаэлло Менотти в собственные апартаменты удалился: дальше мыслить-созидать чтобы. На своей родине, во Флоренции, никто не говорил ему такого. Звездой первой величины считался! На всеевропейском небосклоне также мало кто сравниться с ним мог… Тут же прошлые заслуги в счёт не шли – требовался особый, нестандартный подход, нужно было сотворить нечто из ряда вон… Творческий зуд охватил внезапно, как налетевший ниоткуда вихрь. И спустился Рафаэлло в садово-парковый рай роскошный… Прогуляться решил ещё раз… Обозрел окрестности не взором уже – душою творческой…
Глубинным, гениям присущим, зрением охватил окрестности, что врезались сквозь геометрию сонную-вычурную каналов-проток, мостиков-аллей, зеркал распахнуто-волни-стых с островками посерёдке в тихую с виду обитель гореловскую… Под благоухания нежные вспомнил, как мучительно-долго добирался в края здешние, как боялся, что вообще никогда не приедет в Ярки, ибо отчаялся в пути совсем было, ведь кроме сосен, лиственниц, полян, взлобков, речушек-рек… и опять сосен, лиственниц, полян… сосен… тьфу! но-таки сосен, сосен, лиственниц (надоело, поди? А каково же ему приходилось?!], и снова сосен… сосен… кроме тайги безбрежной – НИЧЕГО.
Взгляд Рафаэлло упёрся в глориэту. И тут его осенило!
А вскоре закипела работа. Привозили ему образчики горных пород – «мрамор-мармор и серый, и чёрный, и белый, и вообще любого сорта-плотности ценного, что душа пожелает!», выделили мраморщиков подсобных-способных, коих лично отобрал-проинструктировал… В числе добровольных помощников итальянского скульптора оказался и Толя Глазов, а, следовательно, и Клава, которой Рафаэлло Менотти, невзрачный, потешный с виду, жакпаганель, не иначе! понравился сразу – без обиняков и безоговорочно.
– Толя, – призналась девочка полушёпотом – знаете, а я кроме вас, Лазарет Лазаретыча ещё и Рафаэлика нашего люблю! Остальные – бяки скушные. Ну, правда, маменька есть, так ведь она само собой? Да? Да?! Её я отдельно люблю.
– Скульптор нас, худо-бедно, уму-ремеслу высокому учит… – серьёзно отвечал Анатолий и она, Клава, мыслишки детские собирала в уголочке укромном, на свету внутреннем разглядывала каждую – росла-взрослела. Иначе как? Нельзя иначе!
Общение же Анатолия с Менотти, который, оказалось, сносно владел русским, давало богатейший духовный материал парню. Его личные впечатления о европейце, равно как и отзывы последнего о поделках Толиных незатейливо-добрых, сердечных – всё это нанизывало на незримый, но сущий стержень Глазова нечто такое, словами неизъяснимое, но однозначно фаворское, что и гранит… гранит!
Для мастерской отвели залу большую в павильоне, как бы приросшем к правой ножке буквы «П» и запланированном прежде под оранжерею, которой, однако, здесь места не нашлось. Родион Яковлевич, любящий всё неохватное, грандиозное, задумал соединить оба крыла своего дворца хрустальным сводом и в ближайшем же будущем превратить пространство под крышей прозрачной в дивную сказку, переходящую в поэму фантастическую, глориэтой парящей увенчанную. Света в помещении пустующем было много, он дробился на оттенки спектра, играл экзотично, придавал улыбчивое, радужное сияние мраморным сколам-скалам, уже доставленным и ждущим терпеливо часа преображения… Менотти полагал, что образчики должны непременно вылежать на огне ярко-пёстром солнца, поиграть… словно вино молодое, дозреть, выдержанными стать. Он частенько в разное время заходил один совершенно в залу эту, где таилось эхо несказанное, подолгу всматривался в переливы, тона, тени светлые на поверхностях матово-шероховатых, искал единственные, для камня конкретного предназначенные, в камень конкретный спрятанные до поры будущие формы, фигуры, очертания силуэтов… представлял, как же здорово, сочно, по-новому блистать будут изваянные им скульптуры… антураж… В лучах закатных, падающих от фонарей, при взблесках молний, просто на солнце зенитном, либо на свету, что нежно, робко струится сквозь кроны высоченных дерев, свезённых отовсюду и ныне только набирающих рост, сквозь облака зачарованные – сверкать, сиять, блистать! Либо приглушённо, стушёванно апофеоза величия в тишине царственной ждать… В минуты одинокого, мудрого созерцания губы Рафаэлло смешно шевелились, а в глазах бушевал неистово творческий тайности-святости экстаз! Стоит ли добавлять, что в мгновения оные никого поблизости не было и Менотти оставался один на один со своими взлётами вдохновения, с одержимостью рвущейся и – почему нет?! – разочарованиями, прозрениями, падениями… Тогда срочно слались в Европу гонцы и «на перекладных» также срочно завозились новые глыбищи мраморные, не чета прежним, а старые отодвигались (легко сказать!) в сторонку… И стоит ли говорить, что царили в зале-мастерской дружелюбие, поклонение труду, искорка божия! и что сюда только стремился Глазов и только здесь испытывала Клава необычные для себя, отнюдь не детские чувства, начала которым положил её «дядя-мальчик» своим «лесным человечком»!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: