Гелий Уралов - Утес

––Ну, и обрадую твоё сердечко отцовское. А, то уж возгордился: «Моя Наташенька, да моя Наташка»

––А она, вот с парнем…ну, и ну…!

С Бекетовым у Ксении Пантелеймоновны были свои особые счеты. Когда-то давно, когда Бекетов только переехал сюда, имела она на него, свои планы, да расстроились они после, и с тех пор носила Ксения Пантелеймонова обиду под сердцем на Олега Федоровича, перешедшую позже, в открытую неприязнь. Мысли о прошлом пронеслись быстро и, чувствуя своим женским сердцем, что вот сейчас все раскроется, и она все увидит собственными глазами, Ксения Пантелеймонова уверенно пошла к бекетовскому дому. Пройдя огородами, она вошла в бекетовский сад, на минуту остановилась у рядов разных яркого цвета гладиолусов, и тихо подошла к веранде.

Когда Ксения Пантелеймоновна зашла во двор бекетовского дома, там было тихо, но вот с веранды до нее донеслись какие-то звуки, и она подошла ближе.

––Ну, а зовут – то тебя, как? – услышала она знакомый голос Наташи.

––Степаном, – раздалось в ответ.

––Вот это, да, – у Ксении Пантелеймоновны, захватило дух.

––Они даже не знают, как зовут друг друга. И это современные нравы! Наградил же бог, Олега такой разгульной девкой, – возмущалась Ксения Пантелеймоновна.

––Она и прежде, еще в школе вела себя развязно, вечно вокруг мальчишки, гитары, песни, тут вот до чего дошло. Ну, ка посмотрю, что они там делают. С этими мыслями Ксения Пантелеймоновна взошла на крыльцо веранды и резко открыла дверь. Парень лежал на кровати, укутанный по самую шею, одеялом, на голове его было махровое полотенце, рядом с кроватью, на табурете, болтались мокрые брюки. Она сидела рядом и из ложки поила его горячим чаем.

––С приездом, тебя, Наташа, – громко, с порога произнесла Ксения Пантелеймоновна.

––Здравствуйте, тетя Ксения, ответила, Наташа, мельком, взглянув в ее сторону.

––Не твоё, ли? – язвительно спросила Ксения Пантелеймоновна, и показала, принесенное ею полотенце.

––Мое, бросьте в угол, – безразлично ответила Наташа.

Она взглянула на Ксению Пантелеймоновну, увидела в ее руках мокрое, белое полотенце, и на шее висящий бинокль.

–– А бинокль то у вас для чего?

––Да, так, – смутилась Ксения Пантелеймоновна.

––Ну, ладно, я пойду, а отец то где?

––На работе.

Ксения Пантелеймоновна, повернулась и закрыв за собой дверь веранды ушла. К себе в магазин, Ксения Пантелеймоновна, вернулась возбужденной, наполненной новыми известиями и догадками, с которыми требовалось немедленно с кем – то поделится, иначе она могла и не выдержать, и разорваться от огромного внутреннего давления. В магазине было всего два посетителя, бабка Семеновна со своей снохой Авдотьей, работавшей птичницей в соседнем совхозе.

––Ну, что я вам расскажу, бабоньки, – с порога произнесла Ксения Пантелеймоновна, обращаясь и к Галине, торговавшей за прилавком и, к знакомым ей покупателям.

«–Повесь на дверь «Учет», да и закрой магазин», – сказала она Галине.

––Может война, Ась? – Испуганно спросила под глуховатая бабка Семеновна,

––или што ишо такое?

––Да не война, бабка.

Ксения Пантелеймоновна выставила вперед одну ногу, уперлась руками на свои широкие бедра и, поблескивая своими горящими глазами, интригующе посмотрела на женщин.

––Тебе тоже уже можно, – обратилась она к Галине, – не маленькая….

––Иду это я значит вдоль берега, там корочей можно пройти в кооперацию и вижу, двое бесстыдников на берегу голые. Парень не здешний, а она, кто бы вы думали? Не знаете? Наташка бекетовская, …только приехала и уже такое.

––И до чего мы так дойдем, я спрашиваю вас? Может у них там, в городе так и положено, но, чтобы у нас. Да раньше – то купаться вместе с парнями стеснялись, но, чтобы такое…

––Нет, эту Наташку надо проучить, ославить, пусть не позорит наш поселок.

«–Так и раньше про нее всякое говорили», – сказала Авдотья, женщина лет тридцати пяти, обремененная большим домашним хозяйством и успевшая народить уже четверых детей.

––Надо же такое, – продолжала она,

––А вы бы Ксения Пантелеймоновна, палку, да по горбам их бесстыдников.

––Не успела, убежали они, – ответила она.

––Может вы ошиблись, – скромно спросила Галина, потупив свой целомудренный взгляд.

––Не ошиблась, Галя. Я потом вернулась и для убедительности заглянула к ним в дом. И точно, парень на кровати лежит под одеялом, а она его чаем, как младенца кормит.

Бабка Семеновна, пыталась внимательно слушать, о чем говорят женщины, но так ничего и не поняла.

––Ты, Ксения помоги – к нам обувку купить Николаю, а то веть оно так, ни то ни сё…

––Помогу, помогу, бабка, какой размер – то?

––Сорок второй, – оживилась Авдотья.

––Помоги Ксения, сделай милость, а то день рождения.

Ксения Пантелеймоновна неторопливо вошла за прилавок, открыла дверь в подсобку, и подошла к полкам, где у нее был всегда «НЗ» – неприкосновенный запас дефицитных вещей. Товар этот в основном был импортным, и гордилась его наличием, что делало большую славу не только в их поселке, но и во всем районе. Только на днях приезжал председатель райисполкома со своей женой – докторшей, и она во всем им угодила. Теперь Ксения решила потрафить Авдотье и достала коробку с югославским «Партизан» туфлями на толстой подошве.

––На вот, протянула она туфли Авдотье, – когда вышла из подсобки, – таких, и в городе не найдешь.

Туфли были красивыми, и, Авдотья обрадовано осматривала их со всех сторон.

––Сколько? – спросила Авдотья.

––Тысяча восемьсот, – ответила Ксения Пантелеймоновна.

––За такое не жалко, на вот возьми, самый раз две.

Ксения отодвинула ящик, сзади прилавка, и небрежно смахнула туда зеленые бумажки.

«– Сейчас, дам сдачи», – сказала она, роясь рукой во внутренностях ящика, нащупывая нужные сотенные.

––Да, что ты Пантелеймоновна, обижаешь? Какая сдача? За такую обувку с меня еще причитается, …не ищи, обидишь.

«–Нет ведь у меня сотенных», – сказала Ксения Пантелеймоновна, словно и не слышала причитаний Авдотьи.

––Да, не беда, зайдешь в другой раз, получишь сдачу, ответила она, прекрасно понимая, что за этой сдачей Авдотья не придет.

От горячего чая и теплого одеяла, Степан согрелся. Постепенно память восстанавливала все, что произошло и, взяв за руку, хлопотавшую рядом прежде незнакомую красивую девушку, тихо произнес: – Ты уж извини меня, за все. А тебя, как зовут?

––Наташа.

––Мне теперь стало совсем хорошо, Наташа, … я пойду.

––Сейчас подожди, брюки повешу на солнце, они быстро проветрятся, а ты пока полежи еще.

Она взяла его влажные брюки, вынесла их во двор, и повесила на небольшую, натянутую от угла дома к дереву, веревочку, прямо под яркое солнце. Наташа с одной стороны была очень рада, что все обошлось и, что он жив, а с другой стороны этот случай своим возможным трагизмом, запал ей глубоко в душу и вызывал леденящий страх. Когда брюки подсохли, она предложила ему одеваться и возвращаться в санаторий. Он оделся, мрачный подавленный вместе с ней спустился через огороды к озеру. По той же тропинке, по которой он пришел сюда, они вместе двинулись обратно. Подошли к санаторию. Степан сквозь зубы чуть улыбнулся и сказал,