Лариса Майорова (Кларисса) - Плач ветра

Поезд стоит недолго. Паровоз трогается, а вагоны, с грохотом сотрясаясь, следуют за ним.

Егор поднимает глаза. Только сейчас на потолке он замечает просвет между двух досок, через которые проглядываются чёрные клочья облаков. «Огурцы замёрзли», – думает Егор и пытается согреть руки между колен. Его бьёт дрожь, губы синие. Егор со всей силы сжимает челюсти, чтобы успокоить мерзкий стук зубов.

– На. Согреешься – вернёшь, – говорит знакомый голос.

Егор вскидывает голову и видит перед собой Лаврентия Артуровича. Он протягивает кожанку. На какие-то секунды от неожиданности он даже прекращает дрожать. Опомнившись, Егор отмахивается.

– Иди ты, – говорит он судорожным голосом.

– Надевай. Иначе не доедешь. Теперь мы с тобой оба враги народа, только с той разницей, что ты оказался прав и я тебя сдал, – спокойно отвечает Лаврентий. Он накидывает на плечи Егора плащ и садится рядом.

– Ты-то как здесь оказался? – всё ещё не может прийти в себя Егор.

– Огурцы твои замёрзли, а я по статье прошёл, как подрывник экономики, так сказать, вредитель, – Лаврентий откидывает голову назад и заливается дурным смехом.

Люди, лежащие в полудрёме, смотрят на Лаврентия.

– Заткни пасть свою, слышь, – звучит низкий мужской голос.

Лаврентий продолжает смеяться, а люди, широко раскрыв глаза, смотрят на него, как на обезумевшего. Дикий хохот переходит в истерический плач. Худые плечи Лаврентия вздрагивают. В поезде стоит тишина, и только рыдания и грохот колёс разрезают её.

Медвежья гора (Карелия)

Паровоз тормозит, останавливается. С улицы доносятся голоса, лай собак и топот ног. Заключённые стоят в напряжении. Они носами прилипают к стене вагона и пытаются через щели рассмотреть, что происходит снаружи. Один из осуждённых разглядывает вывеску на здании. Читает:

– Станция «Медвежья гора».

Наконец, с грохотом лязгают затворы. Открываются двери. Солнечный свет врывается в вагон и ослепляет людей. Они щурятся. Кто-то ладонью прикрывает глаза от яркого света.

– На выход по одному в шеренгу! – орёт охранник. – Руки за голову! Живо!

Мужчины по очереди спрыгивают на прихваченную морозом землю и бегут строиться. Служебные собаки злобно лают. Бежит Егор. Он мельком бросает взгляд на соседний вагон и успевает заметить Тёмку. Егор приостанавливается. Их взгляды встречаются и на секунду будто замирают.

– Не останавливаться! – орёт охранник и со всей силы бьёт палкой по спине Его

От резкой боли темнеет в глазах, но он удерживается на ногах и добегает до стоящих на перроне людей. За ним следом в ряд становится Лаврентий. Построение закончено. Охранник пересчитывает заключённых. Потом достаёт список и называет фамилии, в ответ со всех сторон будто эхом доносится: «Здесь, здесь, здесь…» Человек в форме с собакой проходит вдоль строя и останавливается около Егора, спрашивает:

– Где вещи?

– Нет, товарищ начальник, – стуча зубами, отвечает Егор.

– В две шеренги стройсь! – командует охранник. – Налево! Шагом марш!

Колонна покидает вокзал. Длинная вереница из заключённых тянется через весь посёлок. Замёрзшая земля вся в колдобинах и буграх. Она истоптана так, будто до этого здесь гнали скот по размокшей рыжей глине, а потом мороз сковал оставленные следы, словно для кого-то слепки пытался запечатлеть. Егор смотрит на чей-то чёткий отпечаток подошвы и думает: «Может быть, этого человека уже и нет, а это последний след, который ещё хранит земля?»

Лаврентий снимает кожанку и отдаёт Егору.

– Нет. Так мы оба замёрзнем. Пусть хоть кто-то из нас доберётся, – тихо говорит Егор.

– Разговоры в строю! – злобно кричит охранник и вновь ударяет Егора, только на этот раз не так сильно, скорее, для острастки.

Колонна идёт через центр посёлка. Жители стараются не смотреть в сторону заключённых и торопятся быстрее уйти, низко опустив голову, словно прячутся от кого. Только старушка с палкой останавливается и крестится. Она долго стоит, провожая взглядом этот нескончаемый поток людей. Потом крестит их вслед со словами:

– Пусть господь сбережёт вас, а ваши матери не переживут вас.

С горечью бабушка идёт дальше, еле переставляя ноги и вытирая слёзы, а колонну останавливают на площади и перестраивают в четыре шеренги.

Солнце бросает весенние лучи на землю, немного согревая её. Даже ветер сжаливается над людьми, отступает. «Видимо, не буйствовал он, а, наоборот, разгонял тучи, чтобы освободить солнце от натиска их проклятого, – рассуждает Егор. – Спасибо тебе, ветер. Спасибо».

Егор идёт, закутанный в длинную кожанку, обняв себя руками. Греется. Лаврентий рядом. Его заметно издалека: высокий, худой, даже слегка сгорбившись от холода, он всё равно возвышается над остальными.

Колонна уже не держит строгие ряды. Она путается, но охранники не очень следят за этим. Для них главное, чтобы никто не вышел на обочину и не сбежал. Людям в форме даже не надо кричать, чтобы закрыть заключённым рты, потому что, измученные голодом и длительной ходьбой, люди не в состоянии переговариваться. Егор снимает плащ, отдаёт.

– Больше не возьму. Я уже старый стал, а ты, может, бог даст, поживёшь ещё, – говорит Егор.

Лаврентий, синюшный, как мертвец, запихивает трясущиеся руки в рукава и отвечает:

– Не. Я раньше помру. Жена твоя так сказала.

– Не слушай бабу, она в отчаянии сболтнула.

Егор вспоминает жену. Так и стоит пред глазами её лицо, когда она, обезумевшая от горя, бежала за машиной. Наворачиваются слёзы. «Надо б вытереть: заметит кто. Да только кому сейчас есть дело до моих слёз?» – думает Егор. В этот момент кто-то тихо его толкает в бок сзади и всовывает под мышку телогрейку.

– На вот, держи, – тихо доносится голос из-за спины. – Да не оборачивайся ты, дурень. Держи, говорю, потом сочтёмся.

Егор узнаёт Тёмкин голос. Лаврентий осторожно оборачивается. Увидев убийцу диакона, от неожиданности он спотыкается, вскидывает руки в стороны и летит, как пикирующий самолёт, на впереди идущего. Ослабленный человек падает, а Лаврентий сверху накрывает его своим костлявым телом.

– Вот идиоты, – тихо шепчет себе под нос Тёмка и потихоньку даёт задний ход к своему месту.

Неразбериха настораживает охранников. Они останавливают колонну, и, понимая, что голодные, измученные дорогой люди прошли много, дают время на отдых. Егор и Лаврентий начинают согреваться. В кармане телогрейки лежит кусочек хлеба. Егор нащупывает его и думает: «Вот пройдоха. Что же он потребует взамен? Не могу есть, когда вокруг все голодные. А начнёшь делиться, люди передавят друг друга», – думает Егор и бережно сжимает хлеб в кулаке.

Лагерь

Более двадцати километров остаются позади. Колонна медленно тянется через тюремные ворота, наверху которых написано: «Дадим рекордные планы!» На вышке стоит постовой. Он смотрит, как измученные люди еле переставляют ноги. Кого-то ведут под руки. Вереницу замыкают женщины.