Виктор Кабакин - Пешеходное море

капитан.

Кто такая Афродита, Марья не знала, но от неведомого слова на нее вдруг повеяло дыханием чего-то древнего и прекрасного. Она произнесла про себя звучное и красивое имя, как всегда повторяла новые, незнакомые понятия, услышанные от Николая.

– Нам нельзя уходить сразу вместе, – снова сказал Арсентьев. – Если нас увидят, то тотчас поймут, что мы решили убежать. Если же ты поплывешь одна, то люди подумают, что ты собралась ловить рыбу.

– А дальше?

– Дальше? – повторил Арсентьев и, подумав, пояснил: – За два-три дня доберемся до Крыма, а там – наши войска. Надеюсь, что скоро мы снова возвратимся сюда.

Последние слова Николай произнес не только для того, чтобы успокоить Марью. Хотя он понимал, что война проиграна, тем не менее, в душе надеялся, что еще вернется обратно. Не собираются же большевики воевать вечно. Ведь когда-нибудь должно все успокоиться и восстановиться нормальное, цивилизованное течение жизни. К тому же для возвращения в город у него были свои личные и очень веские мотивы.

Все ночь Марья не смыкала глаз, то ненадолго всплакивая, то жарко и ненасытно лаская капитана, а рано утром уплыла, взяв с собой кое-какие вещи и еду. Оставшись один, Арсентьев достал из штабного планшета подробную карту Ейска, развернул ее на столе и стал внимательно рассматривать. Он нашел на карте точку, где был расположен дом Марьи, и от нее под прямым углом провел карандашом вертикальную и горизонтальную линии. Затем циркулем нанес несколько кругов, тщательно замерил расстояния от дома до приметных и хорошо ему известных на местности ориентиров. Полученные данные он записал на обороте карты, а саму карту аккуратно свернул и положил в непромокаемый чехольчик.

После этого Николай вытащил из-под лежанки небольшой походный саквояж, поставил на стол, раскрыл и высыпал его содержимое на поверхность. На столе оказались разные коробочки и сверточки. В задумчивости капитан взял одну из коробочек, открыл ее. На его ладони словно вспыхнул яркий огонек. Капитан повертел кольцо с бриллиантом перед глазами, любуясь им. Затем снова положил его обратно. Так же внимательно он осмотрел все остальные сверточки и коробочки. Здесь было много чего удивительного: кольца, ожерелья, бусы, браслеты, цепочки, крестики… И все эти изделия – изысканной, роскошной работы – сверкали и переливались в свете керосиновой лампы.

В саквояже находилось его сокровище – старинные фамильные драгоценности, единственным наследником которых он стал после смерти матери буквально за несколько дней до Октябрьской революции. Сколько приключений и опасностей в лихую годину гражданской войны ему пришлось преодолеть, чтобы выполнить ее последнюю волю – во что бы то ни стало сберечь драгоценности. И вот теперь, он вынужден будет с ними расстаться. Взять их с собой в опасное путешествие он не осмелился, поэтому решил закопать возле дома. Позднее, когда в России установится порядок, он найдет возможность вернуться сюда.

Арсентьев вышел во двор, достал из-за поленницы металлический ящик, который припас заранее, вернулся обратно и аккуратно сложил в него драгоценности. Написал какую-то записку и тоже положил в ящик. Долго глядел на его содержимое, что-то шепча и шевеля губами, затем три раза перекрестил, вздохнул, решительно и со стуком захлопнул крышку. Обернув ящик рогожкой и взяв его под мышки, снова вышел на улицу. Во дворе росло огромное дерево – старый грецкий орех. Он отмерил от дерева строго на север ровно пять шагов, выкопал яму глубиной метра полтора, положил туда ящик, зарыл и тщательно утрамбовал землю.

– Кажется, все, – тихо сказал он.

Вернувшись в комнату, Николай вытащил из саквояжа несколько длинных цилиндриков, обернутых плотной тканью. Развернул, и на стол выкатились золотые монеты – николаевские десятирублевки. Он пересчитал деньги, потом, не торопясь, зашил по одной монете в полы френча и в широкий пояс. К внутренней стороне куртки он прикрепил и чехол с картой. Теперь Николай был полностью готов к дальнейшим приключениям.

…Арсентьев снова поглядел на удаляющийся город, и вдруг его сердце сжала такая глубокая и острая тоска, что он чуть не приказал Марье поворачивать обратно. Но тут же спохватился и больше уже не оборачивался назад. В утреннем тумане лодка все больше теряла свои очертания, пока, наконец, не исчезла в морском просторе.

Тогда я очень разозлился на Мишку Бондарева. Может быть, даже не столько на него, сколько от того, что нужно было как-то выплеснуть накипевшую ярость. Молод был, горяч. Впрочем, причина для негодования появилась очень даже веская. Однако, все по порядку.

Москву, как известно, трудно поразить каким-либо преступлением или происшествием. Она многое чего испытала и повидала. Нынче даже убийства в ней стали обыденным, чуть ли не рядовым явлением. Словно привычные спутники, они превратились для обывателей в предмет обыденного обсуждения при вечернем чтении газет и ленивом просмотре интернета и телевизионных новостей. Разве что для специалистов представляли некий служебный интерес, попадая в оперативные сводки и бюллетени.

Но та серия кровавых преступлений, что вдруг охватила столицу, вызвала оторопь и недоумение даже у привыкших ко всему москвичей. Один за другим стали погибать уважаемые люди с учеными степенями, известные в научных сферах.

Поток преступлений «открыл» доктор математических наук одного из ведущих институтов. Его нашли мертвым, с пробитой головой в подъезде собственной квартиры, куда он так и не успел добраться после работы. За ним последовали убийства еще нескольких ученых.

В этих преступлениях не было, на первый взгляд, никакой логики. Все погибшие были людьми различных специальностей и научных интересов, работали в разных учебных заведениях, пользовались большим уважением коллег, между собой знакомы никогда не были. Далеко отстояли они от коммерческой и, тем более, криминальной деятельности, чем можно было бы объяснить нападения на них. Не относились они и к богатому слою населения. Даже беглый осмотр мест происшествия показывал, что убийства совершены отнюдь не с целью ограбления. Ученый мир столицы был в панике.

Милиция сбилась с ног в поисках преступника. Но это было все равно, что ловить невидимку. Свидетели отсутствовали, мотив преступлений неясен. Да и география убийств удивляла. Злоумышленники действовали в разных районах Москвы. Единственное, что объединяло преступления – способ, место и время их совершения. Все ученые были убиты вечером, после работы, в подъездах своих домов, страшным ударом по голове сзади…

В следственно-оперативную группу, занимавшуюся данными убийствами, был включен и я, тогда еще совсем молодой следователь МВД. Мне чрезвычайно льстило, что я оказался в компании самых маститых «сыскарей» и «следаков», да еще по столь нашумевшему делу. Поэтому, естественно, мне не хотелось ударить лицом в грязь. Я с головой окунулся в расследование.