Юлия Скоркина - Заветное желание

Стоит Дарья, рот ладошкой прикрыла, от слов сестрицыных волосы на голове шевелятся.

– Ты вот что, Даша: сейчас из комнаты выйди. Мужа встречай, дела свои делай. А ближе к вечеру зайди да помоги мне до постели добраться. И увидев немой вопрос в глазах сестры, добавила:

– Силу свою Андрейке отдам, вырву из лап паучихи проклятой! А уж как восполнится силушка, тогда и думать буду. От слов этих покатились слёзы из глаз Дарьиных. Молча сестра вышла из комнаты и дверь затворила.

Зажгла Любава свечи, молитву прошептала да и накрыла Андрейку собой, как птица крылами чад своих укрывает да от опасности прячет. Сколько времени прошло, Любава не знала, – очнулась от лёгкого прикосновения.

Открыла глаза – стоит рядом Даша. Помогла сестре подняться, довела до постели. Уложила её и укрыла одеялом пуховым. Тишина в доме, сумрак ночной. Лампадка в углу перед образами теплится, мягким светом комнату освещает. И задремала Любава, крепким сном забылась, зная, что племянника спасти успела. Проснулась – свет в окошки льётся, по дому запах хлеба тёплого.

Пение тихое доносится. Вышла из комнаты – Дарья по дому хлопочет.

– Как себя Андрейка чувствует? – спрашивает. Бросилась к сестре в объятья Даша. Обнимает её, целует.

– Спасибо, Любавушка, сыночка моего к жизни вернула! Проснулся утром, поесть попросил.

Заглянула Любава к Андрею. Мальчик спал, по его слегка порозовевшим щекам было видно, что жизнь потихоньку к нему возвращалась.

– Вот что, Дарья, – сказала Любава, – поживу у тебя пару дней. Да подумаю, что сделать можно, чтобы знахарку вашу на чистую воду вывести.

***

– Ох, нехорошо мне, бабушка, – вещала Любава, сидя в избе Пелагеи. – Точит меня злоба чёрная.

Сил нет видеть, как эта гадюка на моего милого вешается, – на ходу выдумывала девка.

Пришла она в дом знахарки, якобы за помощью. Единственное, что ей нужно было, так это узнать, как она жизнь с детишек высасывает.

– Ой не знаю, милая, – ответила Пелагея, – я ж ведь за чёрные дела-то не берусь. Грех это, – говорила бабка с самым невинным видом. – Я же людям помогаю.

– А вот и мне помоги, – настаивала Любава. – Нешто это по-честному?! Я с ним столько лет живу, терплю его, окаянного, а она появилась и увести хочет. Никому не скажу, что помочь мне взялась.

Отплачу по-царски. Ненавижу её, гадину, ничего для тебя не пожалею.

– Ну хорошо, – согласилась Пелагея, – вижу я, одинаковы мы с тобой по духу. Незачем на самотёк пускать, если несправедливость такая. Да смотри, не сказывай никому! А в оплату мне самую малость потребую. Напеку хлебца да тебе отдам, а ты в своей деревне деткам раздашь.

– А зачем? – спросила Любава.

– Да ни к чему тебе знать это, – ответила старуха. – Ты о своей разлучнице лучше подумай. Как мы её изводить будем? – чуть помолчала Пелагея, а потом и говорит: – А давай-ка мы ей мертвяка подселим.

– А как это? – притворялась несведущей девушка. – А дам тебе хлебов поминальных. У меня к каждому кусочку по мертвяку наговорено. Уговор у меня с ними. Я им души живые, чтоб силушку их поедать, а они мне услужение, да года продлевают за это.

Согласилась Любава. Взяла хлеб и пошла восвояси, оставляя ведьму в уверенности, что пойдёт угощать разлучницу, которой на самом деле и не было. Пришла в дом Дарьи, вывалила перед ней хлеба на стол и говорит:

– Вот смотри, чем ваша знахарка детушек потчует!

– Хлеб, – произнесла Дарья, – нешто запрещено это? Хлебом деток угощать.

– Простым хлебом не запрещено, – пояснила Любава, – только-ть эти хлеба поминальные, да на мертвяков заговорённые. Вскрикнула Дарья, рот ладошкой прикрыла.

– Да как же это? – спрашивает.

– А так! Уговор у неё с нечистью. Она им тех, чью жизнь выжрать можно, а они ей года долгие.

– Почему ж она, окаянная, ребяток им жертвовала? – прошептала старшая сестра.

– Так душа же непорочная, и любовь к жизни сильнее, – пояснила младшая. От речей таких волосы на голове Даши всё выше поднимались.

– От хлебов нам избавиться нужно, – продолжила Любава, – да так, чтоб мертвяки, которых ведьма прикормила, её же и сожрали. Но это потом уж, а пока… – хитро сощурив глаза, закончила она.

Собрав все хлеба, девушка раскрошила их на мелкие кусочки, отнесла курам и стала ждать. К утру следующего дня Дарья, ходившая за водой и встретившая местных кумушек у колодца, принесла весть.

– Ох Любава, Антонина говорит, что поутру Пелагею видела. И что-то страшное с ней случилось.

Почернела вся и будто на много лет постарела. Хотела Тоня к ней подойти поговорить, а та как рявкнет на неё, чтоб не лезла со своей жалостью.

– Значит, в точку я попала, – засмеялась Любава. – Знать, пришли черти за добавкой, а пожрать некого. Вот они хозяюшкой и попотчевались. Услышав это, Дарья креститься начала.

– Право, сестрица, – начала Даша, – у меня от твоих слов сердце заходится. Всё ж живая она.

– Ох, Дарья, – закатила глаза Любава, – вот ведь ты как маменька наша, ни дать ни взять!

Любого чёрта жалеть будешь, ежели ему больно станет. Дарья смущённо потупила взор.

– Ну да ладно, поиграли, теперь и дело до конца довести нужно. Ты не заходи пока, сестрица, в комнату, – сказала Любава и скрылась за дверью.

Занавесила окна, зажгла две свечи, вытащила из своего мешка старый, ржавый замок и села за стол. Тихонько губы шевелились:

"Ежели скажешь – сгинешь.

Ежели сделаешь – в прах.

На замок я закрою силы,

Что были в твоих руках".

Еле слышно было, как читала девка заговор, который должен был лишить Пелагею силы.

Ближе к вечеру взяла Любава замок и направилась к дому ведьмы.

– Бабка Пелагея, дома ли ты? – крикнула она. Ответом ей была тишина. Открыв дверь, вошла девушка в дом. Скрипнули половицы под ногами.

– Кого там чёрт приволок? – донеслось из комнаты.

– Почему же чёрт, бабушка? – спросила Любава, появляясь перед старухой.

– Аа, ты? – устало произнесла ведьма. – Ну чего тебе? Нехорошо мне. Нет сил возиться с тобой, приболела я.

– Конечно, приболела, – надменно произнесла девушка. – Чертей кормить дело нелёгкое.

Вытаращила глаза Пелагея, ртом воздух хватает.

– Так это ты, гадина! – зло прошипела ведьма. – Из-за тебя меня черти всю ночь мотали, чуть душу не вытрясли!

– Душу? – заливисто рассмеялась Любава. – Дык разве ж она у тебя есть?! Душа-то! Паучиха проклятая, скольких деток сгубила! Жизни вечной захотелось? Так и будешь вечно, только в аду!

И, развернувшись, направилась к выходу. Поднялась ведьма с постели, бросилась вслед.

Выскочила за ней на крыльцо и кричит:

– Прокляну подлюку! Всех чертей на тебя повешу!

– Ой ли?! – надменно произнесла Любава. – Или думаешь, только тебе чары колдовские подвластны? А глянь-ка на дверь, что это там на ручке болтается? Обернулась старуха к двери, а там на скобе замок закрытый висит.