Фаик Гуламов - Невинный Азраил и другие короткие рассказы

Не может быть! Композитор все прекрасно помнил. Он видел Илаху всего каких-то пятнадцать-двадцать минут назад.

– А есть ли у вас в музее виолончель? – спросил он у директора.

– Да, – ответил директор, – есть у нас одна виолончель. Но это не экспонат. Ее нам принес посторонний человек на реставрацию. Мы здесь этим тоже занимаемся, иногда. Инструмент старый, нуждается в обновлении покрытия. Я собираюсь нанести новый лак на него.

Музыкант возразил:

– Зачем обновлять покрытия? Вы не боитесь, что это нежелательным образом отразится на звучании инструмента?

– Кажется, вы правы. Но я же выполняю заказ, и моя задача вернуть инструменту прежний блеск, – ответил директор.

– Можно мне посмотреть на инструмент?

– Можно, почему же нельзя?

Директор повел гостей за собой. Они вместе поднялись на этаж выше и вошли в одну из комнат в самом конце зала. Виолончель, о которой говорил директор, стояла посередине комнаты, прислоненная к какой-то мраморной статуе в человеческий рост, на которой были заметны следы окаменелого воскового покрытия. Рядом была табуретка со смычком на ней. Виолончель была с единственной лопнувшей струной, свисающей с нее.

– Поразительно! – воскликнул композитор. – Разве можно сыграть ту сложную музыку с одной лишь первой струной? Невозможно…

Директор осмотрел инструмент, потрогал болтающуюся струну и задумчиво произнес:

– Сюда никто не входил, дверь была заперта на замок. Это похоже на самопроизвольный обрыв. В комнате очень тепло.

– А что за статуя? – спросила супруга композитора.

– Это богиня. Какая-то нам неведомая богиня.

– Почему неведомая? – женщина подняла с табуретки смычок и села.

– Потому что у нас о ней очень мало сведений.

Композитор стал внимательно осматривать статую с разных сторон. Он узнал ее. Это была Илаха. Только сейчас в мраморном облике. На лице статуи была едва заметная улыбка.

– Кажется, мы с вашей неведомой богиней уже знакомы, – сказал он и, достав из кармана платок, вытер с лица пот. Директор и смотрительница растерянно улыбнулись. А жена композитора, уже давно и навсегда уверовавшая в ум и всезнание своего мужа, решила, что он про эту статую мог знать и раньше.

– Ну как, посмотрели на виолончель, теперь можем уйти? – поспешно спросил директор музея.

Женщина встала, композитор, не торопясь, достал и положил на табуретку комплект новых струн для виолончели. Директор и смотрительница ничего не поняли.

– Виолончельные струны для неведомой богини, то есть, для Илахи, – пояснил музыкант.

Посетители покинули музей и после небольшой прогулки по городу пришли в гостиницу. Вечером в номере женщина сказала своему мужу:

– Ты правильно сделал, что подарил струны музею. Но со стороны это выглядело странно. Люди к таким жестам не привыкли…

– Значит, пора привыкать. Я до сих пор нахожусь под впечатлением той чудной музыки, но никак не могу воспроизвести ее отчетливо. До такой степени, чтобы сделать ее нотную запись. Он подошел к окну.

– Посмотри на ночное небо. Сколько звезд… видишь? И все имеют свое место и порядок, как в оркестре. Ты их слышишь? А я слышу. Музыка – она есть всюду, только ее надо уметь слышать. Она во всем прекрасном, досягаемом и не досягаемом. Музыка – это слуховое видение, сочетание обозримого с ощутимым.

Женщина тоже смотрела на ночное небо. Она заметила что-то и воскликнула:

– Звезда упала! Посмотри вон туда! Только что одного из небесных музыкантов удалили из оркестра.

– Видно на пенсию пошел, – пошутил музыкант.

В эту ночь, когда жена уже спала, композитор пришел в то приподнятое творческое состояние, которое обыденно называют вдохновением: чтобы не растерять этот рабочий настрой, он достал из дорожной сумки папку с нотными листами, чтобы записать звучащую в нем музыку.

Он был уверен, что ему удастся создать нечто значительное, превосходящее все то, что сделал до сегодняшнего дня. Музыка звучала уже не только в нем, она раздавалась где-то выше, над всем городом. Ее исполняла Илаха, неведомая богиня.

А Гармония, Этика и Эстетика с наслаждением созерцали все происходящее, пока не спохватились, что им надо продолжить свой путь. И они полетели дальше, туда, где их ждали пенистые волны, родившие вечную Любовь и Красоту.

Всему свое время. Много веков тому назад величие Сасанидов [10] Сасаниды – династия персидских правителей (шахиншахов), правивших в Сасанидской империи с 224 по 651 годы и правителей отдельных областей (шахов, кушаншахов) этого государства и зависимых территорий, позднее Табаристана (нынешняя территория Ирана). – Примеч. ред. достигло своей вершины. По всем направлениям велись успешные войны. Все соседствующие народы были покорены, а их земли захвачены. Шахиншах [11] Шахиншах или шаханшах (др. – перс. – «царь царей») – древний персидский (мидийского происхождения, заимствованный Ахеменидами), позже иранский монархический титул, приблизительно соответствующий европейскому титулу императора. Титулование – Его Императорское Величество. Титул впервые был принят правителями Ирана из династии Сасанидов. – Примеч. ред. правил у себя в Ктесифоне [12] Ктесифон – один из крупнейших городов поздней античности, располагался примерно в 32 км от современного Багдада ниже по течению Тигра. Во II–VII вв. Ктесифон служил столицей Парфянского царства, а затем – царства Сасанидов. – Примеч. ред. , а народы, заселявшие его необъятные владения, жили там, где им было предписано судьбой. Лишь немногим избранным было суждено жить в Ктесифоне и служить у самого царя. Ктесифон был городом роскошных дворцов, где не утихали пиры и веселья. Много вольных слуг и невольников было занято поддержанием праздного ритма в этих дворцах. Они обслуживали царя с его свитой и непрекращающийся поток посланников, прибывающих из разных концов света. Все гости приносили дары, что пополняло царскую казну. На приемах у Шахиншаха хвалили его и его семью, желая им всех благ этого мира, а также мира потустороннего. За лошадьми и верблюдами прибывающих гостей присматривали конюхи царской конюшни. Самих гостей развлекали множество шутов, танцовщиц и музыкантов. Несколько десятков поваров были заняты приготовлением сотен угощений, чем Ктесифон также славился. Царь был щедрым и не возражал, если его гости во время пьяных оргий желали воспользоваться услугами свободных девушек и невольниц. Часто от таких связей рождались дети, которые пополняли ряды рабов царя. Некоторых мальчиков брали служить в гвардию, а остальные мальчики и девочки становились слугами и хозяйственными работниками. Так появилась на свет Анаит, родившая в свою очередь мальчика от придворного музыканта. Малыша назвали Азиз [13] Азиз – обозначает: близкий, обожаемый, родной. Также мужское имя. . Детям, родившимся в Ктесифоне, предстояло научиться покорности и угодливости, чтобы избежать злой кары.