Дарья Ильина - Пламя внутри нас

Я так жалею о том, что совершила, но тогда я не отдавала себе отчет. Мне так жаль… так жаль. Боже, прости меня за то, что я совершила.

Когда я очнулась, то сидела на снегу, рядом была Е.Б., она держалась за голову, а вокруг лежали мертвые дети. Я попятилась назад, но трупы были везде.

– Нет, я не могла, не могла, – я начала шататься из стороны в сторону, пока Е.Б., не схватила меня и не протянула к себе.

– Мы не смогли тебя остановить, ты не была собой, это сделала не ты, это был огонь.

Меня начало трясти, слезы полились ручьем, я вся была в крови, а мертвые дети лежали вокруг меня. Я соскочила и побежала в школу, но запнулась и упала.

– Адри, нет, остановись, – она подбежала ко мне, – не делай глупостей сейчас.

– Сколько?

– Девочка моя…

– Сколько?

– Восемь.

Я развернулась и со всей силы ударила кулаком шершавую стену; я услышала хруст костяшки, потом кровь, но я молотила стену, не останавливаясь, я плакала, мне было так плохо, сложно было признаться самой себе, что стала убийцей.

– Прошу, остановись, – слезно молила меня Е.Б., – Адри, прошу, перестань.

Я услышала ее голос и опомнилась, упала на колени и замерла. Она стояла сзади, держала меня за плечи.

– Я тут, детка, я тут, держись, я с тобой, – она поцеловала меня в затылок, обняла, сомкнув руки у меня на груди.

Я припала к дереву и съехала снова вниз. Ее присутствие было необходимым для меня, просто этот человек был самым важным в моей жизни, и в тот день я убедилась в этом. Она сжимала мою руку в своей ладони, чтобы я могла чувствовать ее тепло, ее саму.

– Меня нужно изолировать от общества, я сражалась за них, хотела, чтобы дети были в безопасности, а в итоге сама их и убила. Меня нельзя подпускать к людям… нет… убейте меня.

– Адри, не говори так. Я не знаю, правда, что нужно сказать, чтобы хоть немного утихомирить твою боль, то, что случилось… мы научимся это контролировать, я обещаю. Я не брошу тебя, я сделаю все. Все наладится, я клянусь. Не опускай руки, ты сегодня совершила подвиг…

– Да, убила детей…

– Нет, то есть, да, но нет. Послушай, просто послушай, сегодня ты спасла сотни детей, пожертвовав десятью.

– Но они не заслужили смерти… они были детьми.

– Да, но так случилось, и мы не можем это изменить. Тот, кто сделал это – не была ты.

– Вы считаете по-другому. Сейчас вы лжете мне, а я ненавижу это. Вы знаете, что там была я. Эта сила, она мне нравится, я хочу сражаться, но она просит большего. И сегодня я поняла, для чего я здесь… я нашла себя. Е.Б., я почувствовала себя живой. Это плохо?

Я смотрела в одну точку, но говорила от себя, понимала все то, что происходит вокруг, я описала свое состояние одной фразой: «Я почувствовала себя живой». Живой… Но как теперь быть? Дальше как вести себя, зная, что я сделала, я не смогу…

– Улыбаться и принимать благодарности, – сухо ответил В. Б. Он стоял у двери, и ветер заглушал голос, но я отлично слышала его.

– Не сейчас, ты же видишь, ей и так плохо, – бросила на него суровый взгляд Е.Б.

– Она стояла передо мной в тот момент, когда уже была «не той, кем является», – В.Б. сделал акцент на этих словах, – но это она и была, я смотрел в глаза Адрианы и видел ярость, но это и была ее сущность. Мы защищаем ее, и это правильно, но она не такая, какой кажется, то, что есть в ней, погубит нас всех.

– Я готова умереть, – не думая, ответила Е.Б.

– Да я тоже, но суть в том, что надо перестать лепить из нее ту, кем она не является. А, с другой стороны, истинную Адрин никто не примет, кроме нас двоих. Мы полгода пытались сохранить в ней человека, потому что боялись увидеть ее настоящую сторону, душу, и в итоге она сорвалась, обнажив себя. Огонь – вот это и есть наша любимая девочка. Я пойду до конца, я ради нее готов продать все, даже жизнь, все, что понадобится, или она попросит, но пора перестать врать самим себе. Мы знаем этого ребенка уже два с лишним года, но за эти шесть месяцев все изменилось, от прежней Адрианы не осталось ничего.

В.Б. сам был «помят» и очень изможден, еле сдерживал эмоции, которые накопились, ноги его уже почти не держали, но он говорил, даже и не думал меня утишать, он сказал откровенно, потому что эта ложь делала еще больнее, и было неуместно, нечестно врать самим себе.

– Перестань мучить ее, – сердилась Е.Б., – довел бедную девочку, молодец, – глядя на мое состояние, негодовала она.

– Ты тоже такая «милая и добрая», матерью ей стала! Да прям ангел! Я аж не могу, нимб над головой у тебя, только вот сейчас немного неуместно изображать из себя непорочного ангела. Мы по уши в д*****. У нас на школьном дворе больше пятидесяти трупов, а внутри лежат раненые дети, а ты сидишь и успокаиваешь Адриану. Мы все в крови, и не нашей; каждый из нас сегодня убил человека, и не одного. Ты беспокоишься о ней, я тоже… вы стали для меня больше, чем коллега и ученица, семьей, но мы нужны людям.

– Та девочка, что вместо меня…

– Да, она жива.

Из-за многочисленных ран и потери крови я почти не чувствовала тела и была вся белая, но рвалась на помощь остальным.

– Вы скорую вызвали? – спросила я, вставая с колен, но держалась за стеночку.

– Влад вызвал, но там не то, чтобы скорая, друзья его родителей…

– Да, знаю. И что мы скажем родителям тем детей, что погибли?

– Взрыв, скажем взрыв, тем более, это правда. Мы не успели одну бомбу обезвредить, и один из учеников бросился и закрыл ее собой, – огорченно сообщил В.Б. – Это должен был быть я, знаю, я уже хотел лечь, но пацан опередил меня.

Я сделала пару шагов, но поняла, что теряю сознание; через пару минут раздался глухой звук… это я упала на землю.

Когда я очнулась, за окном было темно, на диване рядом со мной дремала Е.Б., на пуфике в другом конце зала сидел Женя, играл в телефон, храп В.Б. доносился из соседней спальни. Голова у меня раскалывалась на части, руками было сложно пошевелить: тугая повязка на руке сковывала движения. Мокрое полотенце у меня на голове было теплым и неприятным, на мне была чья-то майка, и спина тоже было перебинтована. Я сразу поняла, что мы в «Баганашыле», но пока ничего не соображала.

– Проснулась? – заметил мои попытки подвигаться дядя. Он соскочил с кресла и подбежал, укладывая меня назад на подушку. – Мы еле тебя откачали, ты почти не дышала пару часов назад, вся горела.

– Сколько сейчас времени?

– Ты проспала два дня.

– Ого.

– Твои родители звонили беспрестанно, я сказал им, что ты со мной и пока не можешь вернуться домой.

– Мой дом не там, а с ними, – я показала на Е.Б.

– Тебе сейчас нужно лежать и желательно молчать, ты пострадала больше всех, многочисленные переломы, раны, следы от пуль… Адриана, у тебя татуировка на ключице.

– Да, заметила ее перед боем, не знаю, откуда. Если у меня столько ранений. Почему я вообще еще жива?