Ольга Сеним - Дом с Луною. Рассказы

– Так вот знай, я до сих пор его люблю.

Мальчик Миша, мамин одноклассник. 10-й класс, поцелуй в щёчку. Она уехала в мединститут, его забрали на службу в Германию на пять лет. Договорились, что поженятся, когда вернуться домой. Условились переписываться: хитро-хитро – через строчку, чтобы никто не смог прочесть, про любовь же. Письма приходили иногда по два в день. Год, второй.

За мамой-красавицей пробовали ухаживать, но она ждала своего Мишу. Как поступила, сразу стала подрабатывать дворником при общежитии, приоделась и похорошела совсем.

В ухаживаниях особенно настойчив был староста их группы Виктор, самый из них взрослый, после мореходки, самоуверенный интеллектуал. Когда исчерпались и оказались бесполезными розы-конфеты, решил идти другим путём: стал перехватывать письма. Общежитие того времени – это корреспонденция ворохом у вахтёра, добыть конвертик несложно. Виктор расшифровал язык и написал от её имени, пару раз всего – Мише, будто мама изменила ему. Написал и домой её матери и сестре, уже от себя примерно о том же. И вот моя мама начинает получать ответы…

Иногда мне хочется её спросить, ведь это же конец 50-х, двадцатый век, выдохнуть в её наивную девичью душу: «Мама! Зачем ты позволила им всем сломать тебе жизнь?!»

Миша написал, что порывает с ней. Сестра сказала, что «раз ты теперь баба и опозорила семью, забудь о доме. Или живи честно и по закону». Мишина мать прокляла. А мама пошла топиться на Северную Двину. Не смогла, конечно. Как потом говорила, от беды её отвёл Бог. Вышла замуж за Виктора. В насилии родились мои старшие брат и сестра.

Виктор оказался талантливым врачом. Но это было время врачей пьющих. Есть даже история, как он оперировал на костях черепа в поезде на ходу пьяным, и человек выжил. Он спивался, терял друзей. Без любви не построить счастливой семейной жизни. Развод случился на Сахалине, некрасивый и шумный: Виктор украл их 6-летнюю дочь, мою старшую сестру Маришу, и скрылся со своей тайной женщиной.

По тревоге подняли островную авиацию. Поиски возглавил мой отец. Сестру нашли. А отец нашёл мою маму, свою третью жену. Ухаживал долго. Подобрал подход через детей: мама работала целый день, а они во дворе или на работе у неё. И то машинка в руках, то куколка.

– Кто дал?

– Батя.

– Какой батя!?.

– Мама, – Вова, мой брат, чуть картавит, – я же говорил, что мы найдём нового хорошего папу!

Не сложилось. Мама – ледяная королевна, не пускала никого в своё сердце. Кто выдержит такой холод? Самый настойчивый – и тот капитулирует однажды. Невозможно жить с человеком, ненавидящим заочно и навсегда.

Миша женился после возвращения домой на девушке, похожей на маму. Стал работать пилотом вертолёта. Разбился в тридцать лет, в 68-м, как раз напротив дома маминой сестры, куда мы все, и мама тоже, приезжали гостить на лето. Но мама узнала об этом лишь в 80-х. Держит его фото близко, рядом с иконами.

– Вот только его и люблю. Всю жизнь. Так и знай.

Несколько больших семей вышли из Великого Новгорода в 1550-м году. Они двинулись по торговым путям на Мангазею, легендарную, богатую, свободную. В 1555-м достигли берегов Ижмы, начали основывать поселения и дальше не пошли. Имена, прозвища, любовь, трудности и радости, дети, мужья-жёны… Поколения…

Настя и Андрей поженились и родили Марию, Андрея, Марфиду, Серафима и в 1900-м Анну, мою бабушку. А Мария, старшая, в 1914-м вышла замуж за Сашу. О нём сейчас и речь.

У его отца Павла Рочева было стадо оленей, большое – богатая семья. От какой-то болезни все олени полегли, и парень этот, Сашка, оказался нищим. Нанялся в батраки и заслужил этим обидное прозвище, уж очень сильно они тогда упали, а люди такое не прощают. Батрачил, но брал он за труд свой каждый год не деньгами – оленями. Поднялся, жену Машу взял, зажили как прежде, то есть богато. И словами передать гораздо проще, чем показать, сколько в это преуспевание вкладывалось их труда. Очень хорошо жили. Потом случилась революция, потом коллективизация, и стадо оленье у него пропало во второй раз. А что такое олень для северного человека? Еда, одежда, лекарство, транспорт, деньги – всё. Да просто причина быть таким, какой ты родился по крови своей.

Пропало стадо, пришли беда, голод. На руках дети мал мала меньше.

Большевики оленей забрали, а навыков, как держать такое поголовье, у бывших «бедных» нет, и за ними, Сашей с Марией, вернулись. Помогите, мол, без вас никак не выходит. Что ж, стали чум-работниками называться. Олени к ним возвратились, просто теперь это было общее советское «богатство». А там и жизнь закончилась.

История жизни одной семьи. Маленький кирпичик, персональный вклад в будущие характеры ещё не родившихся, страховочный тросик на периоды других провалов и неудач, которые неизбежны, к сожалению. Беда, хоть и срежет, возможно, твою жизнь лихом, но пройдёт, а ты будь добр – выживи, и память о том, кто ты есть на самом деле, сохрани.

У Саши-оленевода получилось.

Мой дед по матери Осип родился в 1879-м году. Женой у него была Матрона Николаевна. Детей рожали, жили хорошо. Дед нравом был суров, но по тем временам самое то: правил самосуд, ворам пальцы отрубал. Но люди его такого уважали и власть над собою принимали, беспалые ему руку жали.

В 1916 родились у них двойней два сына, Андрей и Леонид. А в 1918-м от испанки умерла и Матрона, и один из близнецов. Нельзя такому мужику с сыном в люльке без жены. И сосватали ему только что овдовевшую Анну восемнадцати лет, мою бабушку. С первым своим мужем они и свадьбу то недавно сыграли, но такие времена – пришли в их село не то красные, не то белые, а скорее всего ещё кто, Анна с мужем засели на чердаке с пулемётом, но не отбились. Мужчин села бандиты на реке казнили, тела в воду бросили, а головы жёнам отдали.

Анна двухлетнего сына Осипа, моего дядю Андрея, приняла и растила как родного, а потом у них и свои дети народились, десять, если поимённо. Моя мама – последней, в 38-м. В 1940-м дед Осип умер, почки отказали – нет, не пил, не принято это было, просто болел.

Эту историю надо рассматривать слоями, охватывая всё и сразу: богатая северная территория и люди, живущие своим нравом, достатком, языком и культурой; сильные и вольные люди, образованные; эпидемия испанки, и мои-то родные выжили, крепкие оказались; страна в режиме войны; красный террор, разгорающийся и никем не сдерживаемый – не до того.

Бабушка Анна говорила, что смерти в эпидемию было столько, что не хватало гвоздей, и доски на гробы сшивали верёвками.

Если в богатом самодостаточном регионе, каким на тот момент была Коми земля, не в чем было хоронить, думаю, людям новости из столицы, кто там, кого и зачем, шли вторым-третьим интересом, вот и пропустили беду.