Ия Карповская - Сибирские Светлые Иные (Хроники Братска, 2005 – 2015. Чувства). Василий и Анастасия. Книга пятая (18+)

«Кто твои родители, добрый молодец»? – сама кашляет.

«Мои родители умерли много лет назад. Матушка убилась сама, а батюшку враги убили на моих очах. Не желаю я это вспоминать, Настя».

Василий сидел и вдыхал полевой аромат, думая, утонет кто на озере еще или нет. Ему было хорошо. Впервые он почувствовал себя свободно. А не скованно. Да, странная и непонятная страна. Где пьют водку и красятся сверх меры. Где у женщин голоса слишком громкие, и чтобы таким способом вызывать симпатию, речи быть не может.

«Обрядись в платье, Анастасия, я не буду глядеть. И снова понесу тебя через поле… Недалеко осталось»… – и Гвелд снова понес девушку, чувствуя, как гора рухнула с плеч. Спасенная казалась ему лебедем, коего нельзя обижать. Донесет, отпустит на волю, и забудет… Васильки, синие – синие, были похожи на глаза кельта. Милые, нежные, можно сказать, мужские цветы. С различными оттенками. Маг после собрал маленький букетик и вновь сплел еще венок, надел на голову.

«Грешно мне показаться нагой неженатому молодцу»…

«Я тоже хожу на сие озеро. Там девицы купаются в чем мать родила, и если глядеть со скалы, то они неотличимы от русалок. На скале, там, светло и тихо. И спокойно на душе… А зимой озеро белое, как скатерть… И по нему катаются на санях».

Василий, войдя в селение, сразу привлек к себе внимание. Он шел по пыльной дороге и видел, как окружающие глядят на него недобро. Скоро кельта окружила толпа, выкрикивающая всякое. Некоторые желали просто подраться, думая, что золотоволосый сорвался и изнасиловал красавицу. Поскольку та от испуга дрожала и зубами стучала.

«Что ты с ней совершил, зверь?! Грешно прелюбодействовать до венчания»!

«Не вам осуждать меня! Если бы не я, эта девица лежала бы мертвой на дне озера! Я спас ее от погибели»!

Настя продолжала испуганно озираться, а потом, наконец, слабо молвила:

«Он говорит правду, люди! Я тонула, а он спас меня! Не грешите на честного человека! Чист он»!

Через толпу пробилась женщина средних лет со слезами на глазах – это была матушка Насти. Она обняла дочь, следом появился отец. Обычный крестьянин лет сорока. Вымотанный, с виду рассвирепевший, от того, что дочь посмела показаться, в чем мать родила, незнакомцу. Родители принялись поочередно утешать кровиночку, при этом поглядывая на Василия со страхом. Тот низко поклонился и спокойно ответил:

«Я не прошу ничего взамен, люди добрые. Моя доброта была также в том, чтобы донести вашу дочь до дома. Я не тронул ее, а из воды вытащил. Не прошу ее руки, не надобно. Живу как крепостные, пасу скотину, сажаю овощи, и сею хлеб… Случайно видел, как Настенька звала на помощь. Не смел допустить ее гибели. Я готов и дальше спасать, не прося ничего в дар».

Гвелд видел – очень многие желали ему набить «морду», не осознавали бы, что неправы. Анастасия опять прижалась к своему спасителю, как детеныш к матери. В ее огромных, серых очах застыл ужас. Девушка стояла как вкопанная, еле держась за Гвелда.

«Странно, нравы нравами, а все равно нарушают, боясь Страшного Суда и Ада», – думал Энрике. Он не мог пользоваться магией сейчас – люди бы вмиг решили, что он не от церкви, в том смысле, что все были крещеные. Гвелд мог всем внушить, что он просто друг Анастасии, а она – просто с детства играла с ним. Потом просто забыла. Но не хотел. Пусть лучше все будет по – честному. Пусть будет драка, все усомнятся – да, насиловал. Дураков хватает.

Мать Анастасии опять схватила дочь за руку и обняла со слезами. Тут девушку как «прорвало», и рыдать уже стала она, оправдывая парня. Мать поверила. Женщина поклонилась магу и прошептала:

«Я молиться за тебя буду»!

«Мое имя Василий, спасибо».

Отец Насти обнял паренька и смахнул слезу. Зауважал.

«Многие отроки как дети малые себя ведут, бегают за девками, лишь бы уд пособить, ты же не тронул мою дочь. Не так бы глядел на родителей! Ты не боись, Василий, приходи, не тронет тебя никто. Моя изба на краю деревни». – и они втроем ушли прочь, только Настя постоянно оглядывалась. С опухшими от слез глазами. Не столько с интересом, сколько с надеждой снова увидеться со спасителем. Гвелд смотрел вслед и не мог налюбоваться ее неподражаемой внутренней красотой. Эти волосы, удивительно гармонирующие с душой, это тело, отражающее чистоту, эта мудрость во взгляде… И особенно огромные глаза… Не девушка, а НЕЧТО! Гвелд вздохнул, развернулся и пошел прочь, тоже периодически оглядываясь. Толпа понемногу рассеялась.

Долгое время он не появлялся на озере. После произошедшего он с головой ушел в себя. Но все равно, несмотря ни на что, таинственная русская красавица засела в голове, в подсознании, и выбросить этот образ не получалось. О, каким прощальным взглядом она его наградила! Насчет обнаженки – это все пустяки, но ДУША… Часами Гвелд ночами не мог уснуть, прокручивая в памяти образ. Самое интересное, что к нему в руки девица попала сама – сначала на озере с купальщицами заметил, выделив тихостью и спокойствием, и не обращал внимания. И вот надо же такому случиться, что он случайно очутился в тот час на озере и стрелой в воду… Видимо, сработала реакция поначалу на новое – все визжат – пищат, а эта молчит. И не красится. А спасти – то конечно это дело святое!

Гвелд лежал на печи и пытался забить голову еще чем – нибудь. Но все равно его мысли возвращались к светлому образу. Что за дела? Глотая сладкую слюну, Гвелд чувствовал странное возбуждение во всем теле. Давненько он такое не испытывал? Да и зачем? Женат он был много раз, дети тоже были, но всех отец и муж пережил. Похоронив. Никого не осталось – все оказались людьми. И он решил больше никого не зачинать и никогда. Да и сочетаться браком не хотелось. А в России тем более – кому нужна кухарка? Женщинам не суждено работать, их удел – рожать детей и заниматься домашним хозяйством. Много. Оттого некоторые и умирали родами. А потом все пойдет по замкнутому кругу, да и не все дети доживали до совершеннолетия. Кухарок Гвелд считал скучными, и много раз в голове вертелся вопрос:

«А зачем ты, домашняя хозяйка, живешь? Для чего тебя родили? Чтобы вечно углы терла и жрать готовила, а в тебя по вечерам поршнем туда – сюда? Выходит, так… Нет, не надобно мне такую! Как вообще можно судить о женщине однобоко, что она хранительница очага? Руки – ноги есть, почему бы не поработать? Не мешки таскать, а что – нибудь легкое? Не косы заплетать, а ходить с распущенными волосами»?

«Знал Гвелд, что муж может бить жену до крови, и считал это варварством. Ведь женщина слабее! Сам же он мог ударить женщину только в нескольких случаях – если она шлюха, Темная Иная, жадная или наглая.

Лежал Василий и вдыхал аромат варящихся щей из кислой капусты со свининой, на столе стоял кувшин с молоком, рядом – букет полевых цветов. На стене – образа (в красном углу), горела лампадка, и к щам примешивался запах ладана. Гвелд снял с шеи кельтский крест и глубоко задумался. Этот оберег был ему дороже всего на свете, да и кельтская флейта тоже, завалявшаяся в пастушьей сумке. Где – то в сенях была дорогая шуба из – за границы, и талисман – катана. Юноша достал флейту, настроился и принялся играть кельтские мотивы, каких Русь даже и не слыхала…