Вера Скоробогатова - На пути в Иерусалим

Анчутка с изумлением слушала жалобы Маргариты, утирала ей слезы, и не могла взять в толк, почему, живя как принцесса, подруга позволяла сумасбродному типу над собой издеваться. Как она могла любить такое ничтожество?

– Он же бешеный, твой санитар! – воскликнула она. – А ты потакала ему! Теперь я понимаю, отчего ты ушла к египтянину, а потом попала в наш санаторий, и там умудрилась влюбиться снова!

– Безумцы привлекательны, – потупилась Марго. – Их внутренний мир зыбок и непредсказуем! Это вызывает сильные ощущения.

– Я считала тебя гордой, умной, самодостаточной леди. А ты! У тебя низкая самооценка? Не похоже! Значит, не хватает адреналина? Но зачем тогда рыдать и жаловаться, что тебя обижали? Мне кажется, это – игра.

Маргарита резко поднялась с дивана и прошипела:

– Иди-ка ты, Анечка, домой!

– Ну, правда, – возбужденно продолжала Анна, – на свете есть мужчины тебе под стать, порядочные и с имуществом! Теперь, когда ты свободна, я умоляю: не соглашайся больше на глупости!

Внезапно хозяйка терема швырнула об пол чайную чашку.

– И остаться одной?! Ты сама очень удачлива? Принцев много вокруг! Но жениться никто не спешит! Все стремятся воспользоваться.

Губы Аннушки задрожали:

– Зачем ты сравниваешь себя, выросшую в любви и достатке, с бесприданницей-замухрыжкой, которую не ждали на свет? У которой единственный козырь – симпатичная внешность. Кому из видных женихов я нужна? А вот ты – ты нужна!

– Что, и ты обзавидовалась? – голос Марго сделался ледяным. – Как все! А я-то, глупая, думала, что ты душевно дружишь со мной! Всё, дуй отсюда. Я вызываю тебе такси! С этой минуты мы – просто коллеги! И не звони мне больше!

– Значит, использовала меня, и гонишь? – не поверила Аня. – После всего, что мы пережили вместе?

– Использовала? Да нужна мне твоя «Галактика»! Тьфу! – фыркнула Маргарита. – Я могу всю жизнь не работать! Это врачи говорят: мол, мне нужна социализация! Так что, если будешь мешать, я тебя уничтожу!

Ее змеиные глазки кинжально блеснули.

«Разве есть веская причина, чтобы разрушить верную дружбу? – спрашивала себя Аня, всхлипывая. – Может быть, я нечаянно наступила на больную мозоль, а Марго не нашла в себе сил поведать об этом? Всем людям нужно понимание. Но как его достичь, если не разговаривать?» Анчутка была уверена: их единство ничто не разрушит. Но молчание продолжалось, и она остро переживала потерю подруги.

– Да не было у вас никакой верной дружбы! – сочувственно шепнула Лера. – Просто Марго оказалась рядом в тяжких для тебя обстоятельствах, она помогла тебе. В чем-то заменила тебе сестру. И ты привязалась к ней. Но эта дамочка давно соскользнула за грань адекватности, поверь мне. Не пытайся понять ее, не анализируй, это бесполезно и не нужно тебе. С такими людьми нормальные отношения невозможны, как бы нам того ни хотелось.

По утрам трещала голова, не успевшая отдохнуть. Аня готовила кофе без сахара и запивала им обезболивающее, забывая поесть. Каждый раз опаздывала на работу и забывала выключить свет. Одевалась в лифте, красилась на ходу, мокрые волосы сушила ледяным ветром. Она уныло плелась через парк, опустив глаза: не желала видеть тускло-серое небо, которое при Друвисе дивно пело, а теперь стало угрюмой бездной, ведущей вверх. Так продолжалось, пока Аннушка не заболела воспалением легких.

Анчутка проболела всю осень. Никакие ухищрения врачей не смогли её поставить на ноги. Было больно говорить и дышать, будто в груди ворочался рассерженный ёж. Изводило бессилие: Аня еле ходила, уставая через пару шагов. Марго не проявила сочувствия к бывшей подруге. Она бойко замещала ее на работе, с головой погрузившись в новую блестящую жизнь, вдохновлённая флиртом с хозяином клуба, и Аня старалась забыть о ней.

Величавая северная столица манила и завлекала приезжих. Они не замечали, как город, словно болотный колдун, окутывает их сумерками, нездоровой влажностью, стылыми настроениями. «Счастливцы, вы еще не ведаете меланхоличного духа сырой и холодной обители», – улыбалась Аннушка. Вечерами алые, обманчиво-приветливые лучи заката падали на шелковую, еще не скованную льдом Неву. Укрывшись от студеного ветра в уютном такси, Анчутка тяжело кашляла. Румянец неба заливал роскошные дворцы, но не пленял ее, а казался чахоточным. За окном мелькали изысканные фронтоны, длинные гранитные набережные, стены домов, облупленные непогодой. Воспаленному сознанию эти картины виделись графичными и, несмотря на людскую суету, мертвыми. Душа скулила, как раненая собака, и тянула унылые песни. Перебирая книги, Аня прочла строки Некрасова: «Злость берет, сокрушает хандра, так и просятся слёзы из глаз…»

Поэт минувших дней также страдал в Петербурге от безысходной тоски, и шептал придуманной им загадочной сущности: «Давай улетим!»

«А что, давай! – впервые за много дней улыбнулась Анчутка. – Я оформлю в банке кредит для дальнего путешествия».

Перед полетом в Египет бледная и худая, с тяжелым кашлем, Анна, едва переставляя ноги, зашла в «Галактику», как в единственное место, где ее кто-то ждал. Ей захотелось проститься со знакомыми. Она улетала на три недели, но казалось, что на всю жизнь.

Коллеги ужинали на площадке под крышей клуба. Они встретили Аннушку веселыми репликами:

– Как же ты все-таки похудела, молодец!

– Ты теперь – супермодель!

– Красота – страшная сила!

– Зачем вы мне это говорите? – опешила Аня. – Вы же знаете, что это из-за болезни.

– Ну и что? Тебе очень идет! – выпалил гитарист Николай. – Твоя лебединая шея стала еще длиннее, глаз не отвести!

– Мы тебя утешаем, – подмигнула Лера, надкусывая яблоко. – Иди кушать с нами.

Оглядев жареные котлеты и картошку-фри, Анчутка вновь ощутила тошноту и отвернулась.

На вечерний концерт собирался народ. Внизу, в зале компания студентов делала фотоснимки. Две молодые продавщицы из близлежащего продуктового магазина фальшиво кричали в караоке, собрав десяток желающих повеселиться. Вскоре девицы шумно поссорились из-за вальяжного мужчины арабской внешности, не обращая внимания на его жену. Одна, в ярко-оранжевом платье, с красивым румяным лицом, длинными ногами и отвисшим животом, яростно взывала к совести второй, невзрачной и курносой.

– Нашли из-за кого ссориться, – презрительно фыркнула Аннушка, наблюдая, как нарушителей порядка выводит охрана.

Аню не привлекали арабы. Смешение белого с черным казалось ей чем-то непонятным и невозможным.

В кругу коллег она признавалась:

– Сегодня это считается дурным тоном, но я против смешения народов, а тем более – рас. Басурманам нечего делать рядом с русскими.