Леонид Колос - Зачистка

Сергей, достал из багажника взятые с дачи лопату и грабли и вышел к кладбищенским воротам. Не скажешь, что было людно. Те, кто должен прийти по Диминому призыву, мимо ворот не пройдут. И он, увидит знакомые лица. Все-таки несколько раз он бывал у Димы в офисе и кого–то видел. А вообще нужно, как говорится в известном анекдоте, определяться не по паспорту, а по морде. Хотя и тут не все так просто. Например, он-то сам по обоим показателям числился русским. Нужно положиться на Диму. Тот всех соберет. Димы пока не было. Чтобы не терять времени, Сергей набрал номер Ларисы Андреевны.

– Привет, ну как? Все в силе? – спросил он.

– В силе. Ты едешь?

– Нет, я же тебе говорил, что с утра занят. Часика через два освобожусь.

– Хорошо. Только не тяни резину. Ты ведь понимаешь, ситуация может измениться. Ты мне перезвони, как освободишься.

Лариса Андреевна из планового отдела свое время планировала с максимальной точностью. Дима известил Сергея насчет зачистки еще в четверг. И Сергей Львович в пятницу на работе сообщил Ларисе Андреевне, что будет в городе в эти выходные. И получил добро на встречу. Сергей был рационалистом. Если уж приходилось коверкать дачный отдых возвращением в город, например срочная субботняя работа, аврал, он старался заодно закрыть в городе городские дела. Кое-что из еды подкупить, к родителям заглянуть. И Лариса Андреевна входила в список городских дел. А если случались осечки, то не по ее вине. Только из-за Сергея Львовича.

.

Сергей Львович ждал у кладбища. Никто из еврейского землячества не появлялся. Такой своего рода талант, как точность, их обошел стороной. А ведь точность ценится не меньше таланта. Иногда людям чихать, что ты музыкант или академик. Они ценят точность. Точнее, точность могут не заметить, а вот неточность заметят. Точность важна даже на кладбище. Канувшим в лету уже все без разницы. Им все равно, в какую могилу их опустят. А живым не все равно. Живым нужно знать заранее, сколько человек будет на похоронах, сколько порций заказывать. Вот тут у входа на кладбище часы на столбе. Зачем? Напоминание живым?

И Сергей вспомнил Володю Стаценко с его Дали. Володя работал с ним в одном цеху. Был он старше Сергея. Но они сблизились, непонятно почему. Может быть и потому, что он в Сергее хотел найти такого же поклонника живописи, как он сам. Володя сам немного рисовал и подражал Дали. Просто помешан был на Дали. Как-то притащил на работу альбом с его картинами. И тут Сергей с Володей не согласился. Он в этих картинах ничего не понял. И сколько Володя ни убеждал, что картина с часами – шедевр, убедить Сергея не смог.

Володя работал когда-то по горячей сетке и на севере. Ушел на пенсию рано. Мог бы еще работать. А нет. Он теперь дни и ночи рисовал. Однажды Сергей встретил его в городе. И Володя сказал, что сейчас, наконец, он до конца понял смысл жизни и смысл картины Дали с оплывшими часами. Во-первых, он сейчас, как пенсионер, к бегу времени стал равнодушен. И это возрастное равнодушие к времени, по его мнению, Дали гениально передал в оплывших часах. А кроме того Дали, вероятно, намекал на отношение ко времени художника, художника сюрреалиста, для которого все равно день сейчас или ночь. Теперь Сергей во время досадной потери времени у кладбищенских ворот задумался о сути времени и вспомнил картину Дали. Может быть это картина о том, что, в то время, как живых время ценно, а подчас даже бесценно, для мертвых это материя потусторонняя. И самое место у входа на кладбище повесить оплывшие часы, как на картине у Дали.

Еще пять минут и он имел бы оправдание для самого себя. Самый требовательный еврей города не мог бы его упрекнуть, что он плюнул на моральный долг и сорвался к Ларисе Андреевне. Но в это время и появился Дима. И не один, а с Леней, молодым человеком которого Сергей встречал прежде.

– Пошли? – нетерпеливо спросил Сергей Львович

– Веня еще должен подойти, – сказал Дима

– Какой Веня?

– Как какой? – удивился Дима, – Сапожник. Ваш папа его знает. И Веня, мне кажется, вас знает.

Сергей прекрасно знал, о ком идет речь. О сапожнике Вене он узнал еще когда вернулся в город молодым специалистом. Жил он в бабушкиной квартире. Но родителей беспокоило, как бы отдельная квартира не стала для сына скользкой дорожкой. И они, как могли, подсыпали на эту дорожку песка. Мать то и дело заглядывала к нему. Она осматривала квартиру, как сержант солдатскую койку. Беспорядок в квартире ее успокаивал. Не чувствовалось женской руки. Плохо, конечно, что сын неаккуратен. Но, с другой стороны, считала мама, та, ради которой сын бы стремился к аккуратности, должна войти в его жизнь через дверь, где мама будет стоять стражем. Конечно, сыну бы можно и о женитьбе думать. Диплом есть. Работа есть. Квартира есть. Но если он, пока занят мячами, да гантелями, это тоже не страшно. Про Наташку бдительная Сережина мама, не пронюхала. Осторожная Наташка обхитрила мамину бдительность, как Штирлиц обхитрил Мюллера. Наташка проскальзывала к нему тенью. Это случалось от силы пару раз в неделю. Продолжалось недолго. Сережину постель она не застилала, посуду не мыла, и порядок не наводила. Короче, следов не оставляла.

Сережиной зарплаты на то, чтобы сменить обстановку не хватало. Его вполне удовлетворяла бабушкина посуда. Ее старые книги ему не мешали. Но когда друзья, которым судьба не поднесла такой манны, как отдельная квартира, намекали, что неплохо бы у него собраться, Сергей этого избегал. Не хотел слушать потом мамины поучения. Чтобы родители меньше совалась в его жизнь, он выходил со встречной инициативой. По выходным ходил к ним в гости.

Раз они с отцом он пошел за покупками в город. Отец захватил туфли, чтобы сдать в мастерскую. Мастерская располагалась в самом центре города, на бойком месте, пятачке у остановки, где смыкались основные транспортные маршруты. Входящих в мастерскую встречал мягким долгим звуком медный колокольчик над дверью мастерской. Сергей и не подозревал, что его отец прекрасно знает сапожника и даже по-приятельски зовет его Веней. А Веня, заметив, что колокольчик заинтересовал Сергея и сказал, что музыка колокольчика имеет волшебную силу.

Сережу удивило, что у отца, и Вени имелись общие темы для разговора. Туфли в ремонт – это полдела. Точнее это предлог. А глаголом Веня владел мастерски: тот умер, тот женился, тот развелся, тот уехал. Лев Николаевич выслушивал Веню, как слушают новости. У Вени и Сережиного отца были не только общие темы, но и общие знакомые, женящиеся и разводящиеся, увольняющиеся и увольняемые, болеющие и уезжающие. И хроники этих болеющих и женящихся, разводящихся и увольняемых были устной летописью невидимой еврейской жизни в их совершенно нееврейском городе.