Аглаида Лой - Портрет с отрезанной головой

Возможно, их романтические отношения могли продлиться дольше, если бы в конце февраля в город не нагрянул Вова-пионер. Он позвонил Натали и… Дальнейшее покрыто мраком, ибо на какое-то время она полностью исчезла из моего поля зрения. Верно говорится: старая любовь не ржавеет. В одну из пятниц – обычный день наших еженедельных посиделок – я вечером зашла к Натали. Вова-пионер был уже там. Оба выглядели влюбленными (это просто бросалось в глаза), тем не менее, в воздухе витало напряжение. Вова ощутимо был на взводе, Натали тоже дергалась по мелочам. Чуть позже на огонек заглянула Таша. Скоро мы с ней почувствовали себя лишними и быстренько ретировались. Направляясь к остановке троллейбуса, увлеченно обсуждали сложившуюся ситуацию.

– Да-а, невооруженным взглядом видно, как сильно она на него запала, – сказала Таша и, вздохнув, продолжила, – только вряд ли последует за ним в тот городишко под Иркутском – не помню названия. Ну а Вову, кажется, провинциальная жизнь вполне устраивает. Что весьма разумно. С хорошим образованием он сделает там прекрасную карьеру. А какая в таежных местах охота и рыбалка – роскошь!.. Мечта любого настоящего мужика.

– Охота и рыбалка, понятное дело, вещи для мужчин чрезвычайно завлекательные. Только Натали за ним в глушь вряд ли потащится, чай, не жена декабриста, – вслух размышляла я. – К тому же, жить придется в частном доме, заниматься домашним хозяйством: огород сажать и все такое прочее, там овощей в магазине не купишь, все свое должно быть. Натали к такому не приспособлена. Она даже молнию на юбку поставить не умеет, не говоря о стряпне, – обедами матушка ее снабжает.

– Ну, это дело наживное. Научиться можно всему, если по-настоящему любишь, – резонно заметила Таша.

– Вернее, если захочешь научиться, – усмехнулась я. – Ты же знаешь Натали! Она эгоистка до мозга костей, что не мешает ей быть хорошим другом. Но вот домработницей она никогда не согласится стать из принципиальных соображений. Потому что ощущает себя истинной дамой, а не рабочей лошадью.

– Твоя правда, – с долей разочарования произнесла Таша, – но любовь, любовь…

– Хочешь сказать «любовь творит чудеса»?

– Именно.

– С тобой – возможно. Но Натали устроена по-другому. Даже не могу себе представить, чтобы она влюбилась до потери сознания. Когда ради сумасшедшей страсти женщина готова на все, полностью лишается разума и пускается во все тяжкие. Другое дело: флиртовать с поклонниками, совершенно задурить им голову и потом манипулировать, как марионетками – на это она мастер. Допускаю, может сильно увлечься кем-то, даже влюбиться, но никогда не поступится своими интересами и собственным комфортом.

На остановке стояли долго. Троллейбусы как сквозь землю провалились. Таше надоело ждать, и она решила пойти пешком. Погода была безветренная и на удивление теплая, всего-то минус семь. Домой мне не хотелось, и я увязалась ее провожать. Почему бы не прогуляться, ведь не тридцать же градусов мороза! Шагали бок о бок в молчании и слушали тишину, редко-редко прошуршит по заснеженному асфальту одинокая машина. Слов не требовалось. Между нами давным-давно установилась энергетическая (душевная? телепатическая?) связь. Под ногами дружески поскрипывал свежий непорочно-белый снежок, зажглись фонари – красота.

Остановились у подъезда ее дома. Расставаться не хотелось, и я поднялась к ней. С Ташей мы дружили со школы, с первого класса, прежде я тоже жила в этом доме и в этом подъезде. С самого детства я интуитивно чувствовала, что ее родители меня недолюбливают. Повзрослев, поняла, что именно их во мне раздражало. По-видимому, досаждала им не столько моя персона, сколько разница в укладах наших семей и отношении к воспитанию ребенка. Если бедная Таша постоянно находилась под жестким контролем – мне предоставлялась практически неограниченная свобода. Уверена, со стороны моих родителей было чрезвычайно разумным не давить на меня, не цепляться по мелочам, а доверять, в надежде, что глупостей я не натворю. И потому с младых ногтей я научилась пользоваться свободой осторожно и вполне осознанно, а Таше пришлось осваивать навыки свободной жизни с первого курса института. После окончания школы родители отправили ее в Москву. Поступить девочке из Сибири в Московский институт экономики им. Плеханова, который всегда считался чрезвычайно престижным вузом, было достаточно проблематично, поэтому в помощь Таше была задействована родная тетка по матери, служившая парторгом Госплана СССР, большая шишка по тем временам. Блат и связи ведь никто не отменял – и Таша из провинциальной абитуриентки плавно перекочевала на первый курс «Плешки».

А так как девушка она неглупая, то училась вполне сносно и окончила институт в положенное время. Направление на работу получила в Сочи и отправилась туда в полном раздрае чувств. Бурный и, как можно догадаться, несчастливый роман с сокурсником, за которого она собиралась замуж, все еще продолжался и портил нервы обоим, однако ни у него, ни у нее не находилось решимости поставить жирную точку. Как и в истории с Сержиком, от Лёнечки она тогда была без ума в прямом смысле этого слова. Страдания по поводу оставшегося в Москве любимого мужчины и полная неопределенность их отношений, которые окончатся то ли свадьбой, то ли полным разрывом, привели к тому, что Таша впала в депрессию, от которой пыталась излечиться, ведя излишне разгульную жизнь с постоянными возлияниями. Однако родители не дремали и со скандалом – она еще не отработала трех положенных лет после института – забрали ее из развеселого города Сочи в родной Новосибирск.

Со своей институтской любовью ей пришлось бесповоротно распрощаться по настоянию родителей. Дело в том, что Лёнечка принадлежал к старинной московской еврейской семье, а родители Таши не то чтобы были антисемиты, но как-то не представляли, что в их благородном семействе, среди предков которого даже присутствовала одна королевская особа, вдруг появится еврейский отпрыск. Хотя в данном случае движение было двусторонним, ибо еврейское семейство ее возлюбленного никогда бы не дало согласие на брак с русской. Наперекор родителям ни он, ни она пойти не решились. Вернувшись домой в Новосибирск, Таша какое-то время жутко страдала, но постепенно успокоилась. И окончательно пришла в себя, узнав, что ее Лёнечка женился на институтской подруге Галке Ватник, тоже чистокровной еврейке. Такова жизнь.

Преследовавшая ее после возвращения апатия не помешала ей устроиться экономистом в небольшую контору, где она потихоньку перепечатывала себе и нам наиболее интересные самиздатовские книги. И лишь спустя какое-то время ее отец, декан строительного факультета, помог дочери перейти на работу в свой институт, на кафедру политэкономии и научного коммунизма. По счастью, несмотря на свою скучноватую профессию и серьезное экономическое образование, она не растеряла природной артистичности, так что ее семинарские занятия студенты старались не пропускать. Она по-прежнему увлекалась литературой и искусством и питала слабость к археологии, которую беззаветно любила, как свою неосуществимую мечту. Книжные полки ее комнаты были заставлены книгами по древним культурам и цивилизациям, изданным на мелированной бумаге, с великолепными иллюстрациями. Порой, глядя на нее, я искренне сожалела, что родители не разглядели в собственной дочери тонкую творческую натуру и буквально задавили своим авторитетом, заставив заниматься нелюбимым делом. Но что тут поделаешь – она бы никогда против них не восстала.