Кирилл Чаадаев - Дневник школьника уездного города N

– А как твои родители реагируют на это? – спросил я, вернувшись к Диме.

– Родители? Они в Ставрополе.

Мою отвисшую от удивления челюсть нужно было ловить у земли.

– Ты живешь один???

– Ну бабушкина квартира на этаж ниже. Я к ней хожу обедать и ужинать, а так да – один. Младшая сестра ходит в садик в Ставрополе. И родители там с ней.

– А ты почему здесь???

– Ну так какая разница здесь или там. Математика везде одинаковая.

«И не поспоришь», – подумал я.

Позже на следующем уроке случилось такое, отчего я весь оставшийся день не мог отделаться от улыбки – к вечеру от постоянного напряжения лицевых мышц скулы свело судорогой. На истории после обсуждения значения коллективизации, ее цены для советского народа и последствий для страны, Наталья Алексеевна обвела взглядом весь класс и, остановившись на Корниловой, спросила, что та знает о Великой Депрессии, и как она «оценивает эффективность борьбы с экономическим кризисом разных идеологических режимов». И Корнилова не смогла ничего ответить. ОНА НИЧЕГО НЕ ОТВЕТИЛА!!! Она потупилась, вся покраснела от кончиков ушей и, наверное, до самых пят. И НИЧЕГО НЕ ОТВЕТИЛА! Зато я только на днях дочитал «О мышах и людях» и, заинтересованный этой темой, прошерстил половину русскоязычного интернета.

Пересилив себя, я поднял руку. Наталья Алексеевна несколько удивленно кивнула, и я выдал ответ – все, что знал, о чем читал и смотрел в Ютубе, что думал и о чем размышлял. Когда я замолчал, в классе, казалось, стояла мертвая тишина, словно за окном минуту назад рванула атомная бомба, лишив нас барабанных перепонок. Глаза всех одноклассников, казалось, устремились на меня, и на мгновение я пожалел, что вообще поднял руку, но тут заметил полный ненависти взгляд Корниловой. О, это был лучший момент в моей жизни! По крайней мере с тех пор, как я учусь здесь. На-ка! Выкуси! Почувствовала, каково в моей шкуре?!

После уроков на доп. занятиях Наталья Алексеевна добила Корнилову, хоть и сдержанно, но все же похвалив меня за эссе, которое я сдавал неделю назад. Теперь она хочет, чтобы к следующей неделе я написал на тему: «Тот, кто управляет прошлым, управляет будущим. Тот, кто управляет настоящим, управляет прошлым». Я знаю, откуда эта цитата – я читал Оруэлла. А еще пару месяцев назад в книге десятилетней давности я читал про декабристов. Там говорилось, какие они были умные, благородные, патриотичные и все такое. А на днях смотрел относительно свежий документальный фильм о тех же самых людях. Только смысл сводился к одному: не бунтуй – будет хуже. Кому верить?

Дурацкая тема. Пожалуй, не буду писать эссе.

Сегодня отменился урок геометрии. Мы честно прождали пятнадцать минут – учительница не пришла и, как обычно в таких случаях, начался срач: один говорили, надо ждать дальше, другие – пора валить, третьи вовсе несли такую ересь, от которой глаза закатываются под черепную коробку, как у Тони Старка из Мстителей – они на полном серьезе уверяли, что надо пойти к завучу и попросить замену. Я, Дима, Миша, Эдик, Виталик, Витя, Оля и Саша решили вместо отменившегося урока – а за ним еще следовала большая перемена – пойти в пиццерию. Дима какое-то время упрямился, не хотел никуда идти – он сидел за последней партой вдали от спорящих и решал математику, пока к нему не подошел Миша и не вырвал из рук задачник.

– Эй, – крикнул Дима.

– Дорешаешь на следующем уроке, – ответил Миша. – С пацанами хоть пообщайся, а то говорить разучишься!

Мы пошли в пиццерию. Дима и Миша спорили всю дорогу. Куда девались остальные – не знаю. Может, их и вовсе никогда не существовало. Они иллюзия. Как в компьютерной игре: стоит отвернуться, отойти шагов сто в другую сторону, и текстуры за спиной исчезают, чтобы не жрать лишней оперативы. Не то чтобы я, как Илон Маск, считаю, типа мы живем в матрице, но все же похожие безумные мысли меня иногда посещают…

Мы заказали одну большую пиццу на всех. Саша сидела напротив. Я искоса поглядывал на нее и думал: «Черт! Какая же она красивая». Я любовался ею незаметно для всех (по крайней мере мне так казалось). Она все время поглаживала золотистые волосы, смешно морщила носик, и улыбалась одними глазами. Про себя я подмечал детали, например, закрученный локон волос или быстрое хлопанье ресниц, когда кто-нибудь задавал ей вопрос, а она сразу не находилась с ответом. Я думал, как описать ее? Как выразить ее красоту на бумаге? Где найти нужные слова? И не находил их. Банальные фразы складывались в банальные предложения. Ничего не получалось. Вот у Тургенева, например, получалось, а у меня почему-то нет. Моя Саша выходила какая-то картонная, ненастоящая, как на рекламном плакате.

– Что? – вдруг сказала она, обратившись ко мне и прикусив белыми идеально ровными зубами кончик указательного пальца.

– Ничего… Так… Просто задумался, – ответил я, поняв, что слишком долго не отрывал от нее глаз.

– О чем же?

Саша засмеялась, а я от ее голоса, от ее игривого «о чем же», чуть лужицей не растекся под стол.

– Да, интересно, о чем ты думаешь, – подхватил обычно молчаливый Витя, – то молчишь целый день, то как выдашь речь типа той, что была на истории.

Я тактично перевел стрелки на Эдика. Тот, обрадованный тем, что общий диалог повернулся лицом к нему, стал, как всегда, рассказывать какую-то небылицу из своей выдуманной жизни. Я не слушал. Опустив глаза, я пытался силой мысли заставить краску сойти с лица, потому что оно у меня горело, будто натертое острым перцем.

За столом говорили о планах на выходные, о плохой погоде, о приближающейся зиме, о городских и всероссийских олимпиадах по математике и физике, о выходе новых сериалов и, наконец, о книгах. Я не заметил, как разговор перекинулся на эту тему, – только с удивлением услышал, как Миша сказал:

– Это бесполезная трата времени. Вот как мне в жизни могут пригодиться «Мертвые души»? Или что мы там последнее проходили?

– Вообще-то Булгакова, – сказала Оля. – Мертвые души в прошлом году были.

– Да какая разница! – воскликнул Миша. – Это бесполезная информация. Надо учить физику. Законы физики – они везде. Мы живем только потому, что они есть, а литература – это чушь.

– Не, – возразил Дима. – Читать надо.

– Зачем?

– Ну… не знаю. Но надо.

– Ты сам-то много прочитал за последний месяц?

– Не. Я мало читаю. Надо больше, но не могу себя заставить.

Еще какое-то время спор между Димой и Мишей продолжался в таком же ключе. Я сидел с непроницаемой миной, боясь поднять глаза, чтобы не залипнуть взглядом на Саше, но в душе я улыбался.

Признаться, было странно слышать, что люди – мои сверстники – говорят о книгах. Мы с друзьями никогда о них не говорили. Представить, что Авдей, или Сева, или Тарас читают книги, я не мог – на такую дерзость моего воображения не хватало. Кто-то из тех, с кем я тусовался раньше, вроде Кости или Леши, – тем более. В моей старой компании чтение считалось делом позорным. Естественно, я никому не признавался в своем пристрастии к книгам.