Дмитрий Чепиков - Страшные русские сказки

Следующим ударом зверь разодрал руку Петру, тесня его к крыльцу избы. В руках у Марии, вместо книги, невесть откуда появился деревянный посох с костяным наконечником, и девушка несколько раз прилично огрела им медведя, вышибая при каждом ударе из шкуры чудовища сноп зелёных искр. Однако это действо лишь разозлило могучего врага. Зверь отшвырнул девушку, сломав посох, но, к счастью, не причинил ей особого вреда. На ногах остался только Пётр. По его руке, из открытой раны лилась кровь, стекая даже по лезвию палаша. Белов чувствовал, как правая рука, держащая меч начинает неметь. Он прекрасно фехтовал обеими руками, но сейчас пальцы левой руки были изранены до такой степени, что и думать было нечего перебросить палаш в другую руку. И Пётр решился.

Рванув вперёд в отчаянном прыжке, он рубанул изо всех сил по толстой шее медведя. К его удивлению палаш с лёгкостью разрубил плоть хищника и застрял в позвоночнике существа. В следующее мгновение неведомая сила отшвырнула Петра на десяток шагов. Медведь залился алым светом, съежился, как пустой бурдюк, а потом и вовсе исчез в красноватом мерцании…

Пётр с трудом поднялся на ноги и направился к брату, мертвея от страха, что потерял Фёдора навсегда. Возле лежавшего на животе парня уже склонилась Мария и лила тягучую синюю жидкость прямо на ужасные раны на спине Белова. Пётр не верил своим глазам: разорванные мышцы стягивались в прежнюю форму, восстанавливались даже поврежденные участки кожи. Однако Фёдор был всё ещё без сознания.

– Помоги занести его в избу, – приказала Мария, как-то странно поглядывая на Петра. – Твоя кровь…

– Что моя кровь? – спросил Пётр, помогая тащить обмякшего брата к крыльцу.

– Твоя кровь на клинке сразила существо из Чёрного мира. Это невероятно! – девушка пнула дверь ногой в изящном сапожке, и они втащили Фёдора в тёплую избу.

– Когда он придёт в себя? – спросил Пётр, без сил усевшись на гору выделанных шкур рядом с кроватью, когда его брат был уложен и заботливо укрыт шерстяным пледом.

– Дня три-четыре и можете снова носиться по миру со своими глупыми делами, – ведьма погрузилась в гору свитков, что-то сверяя, потом протерла рукавом старое медное зеркальце и вздрогнула, всматриваясь в него.

– Дня три-четыре, – задумчиво повторила она. – Научу тебя за это время чему-нибудь полезному, чтобы вы с братом не сгинули в случайной драке с обычным вурдалаком или нетопырём. Мы не можем позволить этого себе, ибо грядет буря, которой не было тысячу лет!

Пётр хотел было расспросить Марию поподробнее о сказанном, но уснул от усталости, там же где и сидел.

Ведьма взглянула на улыбающегося во сне Петра, перевела взгляд на безмятежного Фёдора, грустно покачала головой и направилась на второй этаж. Там, среди гор заклинательных книг и гримуаров, она надеялась отыскать решение надвигающейся беды, по сравнению с которой, сегодняшняя схватка в магическом кругу была лёгкой прогулкой…

Это был один из тех июльских дней, когда даже легкий ветерок не нарушал вступившую в полную силу полуденную жару. От бескрайнего пшеничного поля, налитого тяжёлым вызревшим зерном, далеко разносился мерный гул комбайна, упорно собиравшего метр за метром богатый урожай. Тут же неподалеку несла свои воды небольшая речушка. Таких полей, раскинувшихся вокруг Старой Ивантеевки, предстояло убрать еще двенадцать. Нагретый воздух колеблющимся маревом поднимался ввысь от почвы, как будто и без того тепла было недостаточно. От неуемной жары притихли полевые птицы, весело щебетавшие какой-нибудь час назад, даже насекомые старались забиться в щели растрескавшейся почвы. Все живое разбегалось, разлеталось и расползалось, ища хотя бы ненадолго спасительную тень.

В кабине комбайна тем временем царила приятная прохлада, сотворенная импортным кондиционером, который, как и все остальное оборудование в этой французской технике, работал как часы. Павел Петрович, полный седой мужчина лет пятидесяти, по-барски развалился в кресле водителя, слегка подруливая одной рукой. Он задумчиво смотрел на сминаемую валами девятиметровой жатки бесконечную пшеничную реку и изредка поглядывал на монитор, закрепленный справа от водительского места. Эта технологичная штуковина меняла изображения, поочерёдно показывая то обороты двигателя, то уровень среза пшеницы или ещё какую-то полезную информацию. Раньше умный компьютер развлекал Павла Петровича голосовыми сообщениями о тонкостях рабочего процесса, но фермеру это быстро наскучило, и он отключил звук в устройстве. Сейчас мысли Павла витали далеко от этого места. Он вспоминал о том, как в далёкой молодости, работая на советском комбайне, ему и не снились такие удобства. Хотя тогда многое воспринималось по-другому, как-то легче морально, живее, по-настоящему. Вот взять, например, уборку в восемьдесят седьмом, когда Нюрка привозила ему обед в поле. Тогда молодой Павел после перекуса заваливал девушку на заботливо расстеленное в тени комбайна истрёпанное жёлтое покрывало и…

Внезапно комбайн дернулся и стал, будто наткнулся на невидимую преграду, оборвав воспоминания Павла Петровича на самом приятном месте. Монитор жалобно пискнул, выдав ошибку и потух. А затем… экран устройства покрылся инеем, как и все поверхности внутри кабины комбайна.

– Какого чёрта? – выругался водитель и недоуменно уставился на неработающую панель приборов. Потом перевел взгляд на охваченные морозными узорами стекла кабины, сквозь которые уже ничего нельзя было разглядеть. Фермер почувствовал, как колючий ледяной холод пробирает всё его тело и, следуя инстинкту самосохранения, рванул из кабины наружу, оставив на ручке дверцы лоскуты мгновенно примёрзшей кожи. В панике, Павел даже не обратил внимания на боль в руках, им двигало нестерпимое желание бежать отсюда, отключая все остальные мысли.

Снаружи было не намного теплее. Замершая техника, как и небольшой участок пшеничного поля вокруг неё, был густо покрыт пушистым снегом. С трудом разлепив смерзающиеся ресницы, Павел разглядел, что шагах в двадцати от него территория холода заканчивается. Там по-прежнему было разгоряченное колосящееся поле. А значит, там было единственное спасение от этого проклятого холода, который буквально обжигал тело фермера. Павлу Петровичу было не до того, чтобы строить разумные объяснения происходящему. Он решительно двинулся вперед, подальше от комбайна. Хрупкие от сильного мороза стебли пшеницы рассыпались в прах под деревенеющими ногами Павла, едва он сделал несколько шагов в сторону спасения.

Ему удалось преодолеть половину пути к спасительному теплу, когда за воротник рубашки его схватила нечеловечески сильная рука, удерживая на месте. В молодости Павел увлекался гиревым спортом и был весьма сильным и рослым мужчиной весом в девяносто килограммов. Конечно, с годами он растерял форму и прибавил добрых два десятка килограммов, начал курить, но был все-таки ещё очень крепок. А сейчас, этот здоровый мужчина, располагая весом больше центнера, трепыхался словно пойманный сторожем худосочный мальчишка, не в силах сделать даже шага. Что же удерживало его? Фермер пытался обернуться и посмотреть. Шестое чувство подсказывало, что оборачиваться не нужно – ему не понравится то неизвестное, что он может увидеть. Нужно продолжать попытки вырваться вперед.