А. Варламов - Свеча

А Вера – она будет рядом,
За руку тебя возьмёт.
Со всяким сражаясь гадом,
Сама на костёр взойдёт.

Изверишься – жди испытанье,
Множа печалью грешки.
Ища в себе оправданье,
Поколешь об стену горшки.

В осколках сердце стенает,
Без радости дышит грудь,
Да сплошь с потолка свисает
Унылая серая нудь.

Без Веры душа пустая,
Как белой бумаги лист.
Страницы судьбы листая,
Ум твой безжизненно чист.

Зияет в сознаньи эра
Созвездий ментальных дыр.
Не красота, но Вера
Всегда спасает мир.

***
…Я знаю, конечно, всё сам,
Но чтоб говорить предметней,
Смиренно прибегну к Богов словам,
Чей смысл будет авторитетней.

На небо молясь, жду ответа,
Кто больше достоин чести
Быть главной в списке поэта.
И сверху, к моей вящей лести

Устами эксперта, в глаз, не в бровь,
Глаголет, смеясь, Венера:
«Конечно, Надежда! Конечно, Любовь!
Но первая всё же – Вера!»

Весна-Красна, пройдя сквозь лето,
Огрузла, истрепалась, изошла.
И вот наложено на процветанье вето,
Встречайте, Осень к нам пришла!

Она шуршит истлевшим платьем,
Стегает ветром в уши, по глазам.
Гоняя мусор с шебутным весельем,
Как будто говорит: «Сейчас наддам!»

Бедняга, как дурной садовник,
В мокреть, без шапки и босой,
Идёт с ведра полить репейник,
Не видя, что оно с дырой.

Облив грибы, облив дорожку,
Облив поля, леса почём зазря.
Не уследила, как под пробку
Залила реки и моря.

У рыб совсем осклизла шкура,
А в людях – с плесенью душа.
Пора бы крикнуть: «Хватит, дура!
Суши портки, и на юга!»

Однажды, когда удалюсь навсегда,
Не дрогнет лицо Джоконды.
Она продолжит глядеть вкруг себя
С бесстрастием анаконды.

Шальная трава не умерит рост,
Цветок ни один не свянет.
Букашка – под листик, на дерево – дрозд,
И только меня не станет.

Не будет громких рыданий окрест,
Не факт, что родня вспомянет.
А я потащу наверх свой крест,
А может, и вниз. Кто знает…

Не спорю, наверное, плохо, что молча
Моих не заметят благостей,
Зато хорошо, что так же молча
Отметят отсутствие пакостей.

Никто и ничто не замедлит бег,
Когда без фальшивой улыбки
Устрою свой вечный, иной ночлег,
Умножив на ноль ошибки.

Вот разве мой пёс или кот у плеча
Пойдет до конца, не бросит:
Понуро лизнёт, а потом сгоряча
Вернуться назад попросит.

А я внезапно запнусь на прощаньи,
Не факт, что в воротах рая,
Махну в ответ бестелесной дланью,
На миг задержась у края…

***
Ротация тел – неизбежная проза,
Что впишет в меню послевкусие гроба.
Не зло, не добро, но большая заноза
О том, что мы все – неудачная проба.

И всё же изменится бытности суть,
Не факт, будет лучше иль хуже.
Я знаю, когда оборвётся мой путь,
Ваш мир станет чуточку уже.

Бьются историки, бьются истерики,
Бьются в падучей большие мужи:
Кем Джугашвили был – дьяволом, ангелом,
Или же так, на межи?

Вот либерал в исступлении плачется,
Что, мол, изыди, мол, бес! Изгонись!
Что этот страшный, с трубкой, с Кавказа,
Подпортил страны летопи́сь.

На что коммунист, покрестившись на образ
Йосифа Светлого твёрдой рукой,
Сжав в кулаке верный маузер якобы,
Громко кричит: «Долой!»

Правозащитник, на Запад заточенный,
Возвестник гуманных идей торжества,
Вежливо, мягонько, с долей культурности,
На Сталина шепчет: «Нельзя!»

В пику ему ортодокс коминтерновский
Фигу огромную смачно сложил.
Яростно тычет ей: «Вот тебе, накося!
Я на тебя… положил!»

Некто в жилете кивает на Гитлера:
– Знаете, Сталин его породил!
Но оппонент машет шашкой отчаянно,
Орёт: – Он его победил!

Право-эсеро-кадет брызжет в стороны:
– Да он… под лобио кушал людей!
– Да мы без него не летали бы в космосе! —
Спорит, кто явно левей.

И занялась вновь история давняя,
Вновь забурлила гражданская быль:
Белые; красные; вот царедворцы
Декабристов садят на гриль.

В драке смешали всё в кучу: колхозников,
Голодомор, Днепрогэс, лагеря,
Первая Конная, френч, беспризорники,
Вот и штрафроты пошли под «Ура!».

Когда ж надоест пересаживать корни нам —
Сегодня ты прав, а назавтра подлец;
Когда перестанем трясти свое прошлое,
Как негустой холодец?

Не хочется знать, кто тут прав, кто правее,
Кто чемпион, кто ударит сильней.
Ведь истина вновь проскользнет между пальцев,
Смолчав, кто средь умных умней.

***
Как надоела реформа сознанья,
Что длится годами, и всё в никуда.
Оставьте нам память, не троньте надгробья —
Прошедшее, брат, навсегда.

Время не рак и не пятится задом,
Что было, то было, чего городить
Забор из плевков и речей обоюдных,
Лучше вперёд подсветить.

И царь, и царица, и пахарь, и жница
Есть звенья единой, кандальной цепи,
С рожденья закован в ней всякий и каждый,
Попробуй её расцепи.

В ней каждая сцепка вполне себе значима,
Субъекту толпы объективный посыл,
Как вешки в глубокой, опасной болотине:
Вот Ленин, вот Троцкий… Вот Сталин… Был…

И вождь, и холоп, и герой, и мерзавец
Совсем никуда друг без друга, увы.
Есть тайный смысл в этом мире подлунном:
Ну Сталин и сталин. Что уж… Ну был…

Гадить, милая, не стану, и тебе не позволю́!
С неба памперсы достану, строго в них и навалю.
Сверху твёрдые отходы, книзу жидкие текут,
А тебя, моя подруга, попрошу их завернуть.

Если вдруг сосну сломаю, сразу две всажу назад.
Каждый листик на осине мне и друг, и брат, и сват.
Над униженной травинкой буду слёзно причитать,
Ты прости меня, родная, я не буду тебя мять!

Курочка несёт яичко, я её не зарублю —
Пусть кудахчет на насесте, прижимаясь к петушку;
Под крылечком сучка Жучка на себе разводит блох,
Вот и славно, вот и дружно, так и нужно, видит Бог!

Но коварная пришла беда – джунгли облысели,
Да и фауна совсем сдала – сильно чахнут звери,
Пчёлки нынче ерундят с медком, выпускают горький,
Да под каждым зеленым кустом мусор сложен горкой.

Не скажу вам дамы-господа, кто умом напичканный:
«Не ходите в лес с дровами, не играйте спичками!»
Кто и где когда чего наклал, знаете и сами,
Мать-Природа очень зла на нас, смоет всех цунами!