Лев Усыскин - Ключ в двери. Бесстыжий мужской роман о сарказме и сексе

– Все-таки о чем ты?.. Конкретно…

– Ни о чем. Обо всем. Обо всем вообще (девушка меж тем успокаивается). Ты же решил, что надо ехать… домой быстро…

– Решил. Мы решили. И что?

– Нет, не мы. Это ты решил.

– Ну, хорошо. Пусть я. Но что из этого?

– А то…

– Что «а то»?

– То, что я может быть хотела другого…

– Чего другого?

– Ну другого.

– Ну чего, чего другого? Вот скажи.

– Ну другого. Ну вот, скажем, грибы пособирать.

– Ну давай остановимся и пособираем.

– Теперь поздно.

– Но почему?

– Теперь поздно, я не хочу. Да и не в грибах дело.

– А в чем же? (Я, кажется, начинаю уставать.) Ну что не так? Что я, по-твоему, делаю неправильно?

Карина поворачивается ко мне лицом, смотрит пристально, как будто принимает у меня экзамен – и я этот экзамен безнадежно заваливаю:

– Тут не только ты… тут все… и мой бывший муж… и его родители… и мои родители тоже… Никто никогда не спрашивает, чего я хочу. Что мне надо, чего не хватает. Все и так это знают, без моей помощи. Очень хорошо все всё знают. Лучше, чем я.

Она, похоже, вновь собирается расплакаться.

– Прекрати.

Беру ее за руку. На этот раз она не отдергивается.

– Понимаешь… никто… никогда… не интересовался… вообще никогда… я для вас для всех… просто часть вашего замысла какого-то… и все… если меня и любят, то только в этом качестве… а не как живого человека… а ведь у меня свои желания есть… и свои проблемы!..

Я наощупь нахожу вторую ее ладонь. Тяну к себе, подношу к губам, целую.

– Ну, хорошо, маленький… хорошо… давай ты мне расскажешь… прямо сейчас… чего тебе не хватает… чего ты хочешь…

Карина отпускает мои руки.

– Ты правда хочешь это услышать?

Киваю.

– Я даже попробую догадаться… ты снова хочешь замуж, ведь так?

Старательно мотает головой.

– Нет. Уже не хочу. Правда, не хочу.

– Что же тогда?

Вновь этот взгляд – безнадежного экзаменатора.

– А ты недогадлив, Игорь!

– Да, я недогадлив. Так что же? Скажи, не томи, коли так. Мне, такому недогадливому.

– Я хочу ребенка.

– От меня? Ты хочешь, чтоб я сделал тебе ребенка?

Мотает головой вновь.

– Не важно. От тебя. Не от тебя. Я хочу ребенка, и все. Мне нужен ребенок. Но у меня… (Поперхнулась) У меня ребенка не будет.

…

– Почему?

– Ну вот так. Врачи сказали.

– Врачи?

– Я этой весной консультировалась в Отта, – там все подтвердили, увы. Беременность невозможна. Что-то было в детстве, какая-то инфекция, недолечили.

– И ничего нельзя сделать совсем?

Мотает головой, словно бы виновато.

– Ничего. У нас ничего, по крайней мере. Может быть, где-то в другом месте… но никто не слыхал…

Киваю машинально. Мне нечего сказать – да Карина и не ждет от меня слов. Лицо ее набухает вновь, темнеет, появляются слезы. Я пододвигаюсь к ней, вновь обнимаю за плечи и привлекаю к себе. Так мы и сидим минут двадцать, наверное. Затем, убедившись, что девушка успокоилась, осторожно отпускаю ее, завожу машину и мы молча едем домой сквозь установившийся дождь.

Забыл рассказать. Короче, эта… в общем, будете смеяться – но у меня еще есть дочь. Зовут Галка, ей сейчас двадцать два. Хотя… погодите… или, может, двадцать три уже?.. Нет, все верно, двадцать два – а двадцать три было мне как раз при ее рождении. Тот еще дурак был.

Ну, что… Стало быть, с ее мамашей… ну это мутная и, в общем, скучноватая история. Разошлись, короче, когда девочке еще и четырех не исполнилось. Худо-бедно – единственный в моей жизни законный (едва не написал «законченный») брак, чего там.

Вообще вот, как-то даже вспомнить ничего не могу отрадного – принято считать, что дурное, оно отшелушивается, зато приятные моменты остаются в памяти и впоследствии исправно согревают душу, тра-та-та, тра-ля-ля. Как бы ни так: хоть застрели, не приходит ничего такого в голову – скандалы чуть ли не до рукоприкладства – это пожалуйста: как вспомню, так вздрогну. А вот чего-то лучезарного – увы, не проступает ни при каком нажиме.

Ну разве лишь сама Галка, когда маленькая была, кудрявая – вот это, конечно, приятно ворошить в памяти, не скрою. Да и когда немаленькая стала, все равно приятно о ней думать всякий раз – я даже взял за правило себя этими мыслями успокаивать, если становится особенно паршиво. Видимо, я ее люблю. Хоть и не понимаю ни хера.

Скажем, приходит иногда ко мне – почти без предупреждения, позвонив перед тем минут за двадцать. Я, разумеется, укоряю, дескать, что же ты как снег на голову – но это, понятно, ритуал, красивый древний обычай. Вот, значит, приходит. Чаю хочешь? Кивает. Ага. С вареньем? Да. Черника, все как ты любишь. Или вдруг предпочтешь малину сегодня, чем черт не шутит? Спасибо, нет, чернику, да, хорошо. Наливаю чаю, зачерпываю варенье в розеточку – сидит, чуть ссутулившись, греет ладони, обхватив ими высокую керамическую кружку с нарисованным пингвиньим семейством (специально для нее держу, храню в особом месте, чтоб никому не повадно), загадочно улыбается. Что у тебя? Пожимает плечами. В институте? Аа… Отхлебывает чай мелкими глоточками. Вдруг подняла голову: послушай… Да? Ты помнишь, когда я маленькая была совсем… Да… Еще ходить не умела толком… вот вы с мамой меня возили однажды в Первый мед, на какую-то консультацию… И вот когда назад шли к машине – вы меня каждый за руку держали. А я так шла по тротуару, почти подпрыгивая, и очень старалась, даже язык высунула от напряжения… и все смеялись, кто навстречу шел… Вот помнишь ты это, или нет?

Я киваю. Уж я-то помню, поверь. Как не забыть… Я-то помню, но вот ты, дорогуша, этого как раз помнить не можешь… это все тебе рассказывали… кто-то рассказывал, я или мама… (Теперь моя очередь усмехнуться.) А что, в связи с чем? Да так, ничего, в общем. Опять отхлебывает чай. Ничего, просто вдруг вспомнила про это… почему-то… Даже не знаю, почему.

Мотает головой из стороны в сторону.

Минут через десять – встает. Ладно, пойду. Мне пора. Провожаю, и уже практически в дверях меня вдруг настигает что-то – какая-то нахлынувшая оторопь, невнятное стремленье – я принимаюсь судорожно подыскивать слова, торопливо смиряя язык невемо чего ради:

А это… Как там твой Василий? Да нормально… что ему сделается… этому флегматику прожженому. Ходит в свой банк. Живешь у него или у мамы? Когда как. Сейчас вообще у подружки большей частью. К сессии вместе готовимся. Ладно. Чао, папка. Заскочу снова на днях…

Черничное варенье так и осталось нетронутым…

Или, допустим, звонит и спрашивает номер моей карточки. Чуть погодя приходит уведомление о списании не вполне скромной суммы в пользу какого-то гонконгского интернет-магазина с непроизносимым названием почти из одних гласных. При встрече, я интересуюсь сделанной покупкой – к искреннему удивлению дочери, полагавшей, что это имело место столь невозможно давно – целых две недели назад! – что какие-либо обсуждения попросту неприличны. Так что это было? Да так, ничего, ерунда. А все же? Ну, там для Василия один гаджет. (Произносит вовсе незнакомое мне слово.) А зачем он? Ну, так… ты все равно не поймешь… вот он курит трубку и ему надо бла-бла-бла-бла. Иначе будет – бло-бло-бло-бло… В общем, я действительно мало что понял – но уточнять и впрямь охота отпала…