Софа Иванова - ЛИсА-6

– Ладно, хватит печалиться. У тебя ещё вся жизнь впереди, если не пошлю в колонию, нечего тебе расстраиваться. Лучше дальше почитай. Что там у нас? Три мстителя идут за возмездием?

Внезапно дверь комнаты отворилась. На пороге показались трое – впереди Маша, за ней Рома и Федот. На лицах Маши и Романа читалась молчаливая решительность, Федот же смотрел на Джека как будто с сожалением.

«Вот они, три мстителя», – ужаснулся Джек. Ему захотелось убежать.

– Джек, мошенник и бандит, – начала говорить Маша, старательно не глядя на Мурмана, – время, отпущенное тебе судьбой, на исходе. Тюремный фургон проездом в нашем городе. Он забирает тебя с собой.

«Приехали, – мысленно заныл Джек, – колония. Всё напрасно. Идеи – зло».

– Я иду, – упадническим тоном сообщил осуждённый.

Плечи Джека поникли. Он весь сморщился под дулом ружья Феди.

– Стой! – раздался вдруг голос Мурмана. Старик встал:

– Вы не имеете права его никуда отправлять. Это абсурд! Без суда и следствия! Не ожидал, Маша, что ты уподобишься преступникам.

С минуту Маша выглядела сбитой с толку. А потом ответила:

– Не думала, что ты будешь защищать его. Но увы, на меня давит общественность. Так что Джек будет отправлен в колонию.

«Вот змеища».

– Постойте, – упорствовал Мурман, – лично я могу сказать об этом человеке, что он личность, стремящаяся загладить свои ошибки. Чего я не могу сказать о некоторых.

Дворник говорил о себе, но Маша вспыхнула.

– Ну ладно, – сказала она, – всё равно нас трое против одного. Джека, естественно, не считаем…

– Нет, – возразил Федя, – нас двое.

Все в комнате, кроме Мурмана, удивлённо уставились на него.

– Шеф дело говорит, – пояснил охранник, – я за него.

У Джека забрезжила надежда, а взгляд Мурмана стал торжествующим:

– Что же, – сказал старик, поглаживая бороду, – как видишь, нас двое на двое. В таком спорном случае стоит спросить самого Джека. Итак, Джек, чего же ты хочешь?

«Нет, всё-таки огромное счастье, что всё обошлось малой кровью, – думал Джек, поднимаясь на чердак, – кто же мог предположить, что Мурман за меня вступится!»

Настроение у неудачно осуждённого было отличное. Какая-то неделя исправительных работ – и он свободен, как птица! Теперь главное: не накосячить. Нужно спокойно закончить с трамваем, а потом – валить из города на все четыре стороны. Подальше от этой змеищи Маши и её прихвостней.

На утро Джека разбудил привычный стук в дверь. Однако на пороге стоял Роман, а не Федя. На немой вопрос Джека «садовник» ответил:

– Федя стал временно недееспособен.

– Ну, ладно, – согласился Джек, ожидавший чего-то подобного, – веди меня, к трамваю!

– Нет, – покачал головой Роман, – увы, но не к трамваю.

Его тон Джеку не понравился. «Что ещё выдумала эта змеища?» – подумал он.

– Ты направляешься на новое место работы, – продолжил Рома, – тебе придётся строить ораторскую трибуну возле депо. Одному.

«Как это? – поразился Джек. – Они что, хотят остаться без трибуны?»

– За неделю управишься. Если что, потом без тебя достроим. И ещё, – взгляд Романа стал насмешливым, – ты будешь строить её без охраны. Но не спеши радоваться. Мы просто прикуём тебя к столбу. Длинной цепью.

– Э! – возмутился профстрадалец. – Вы что, свихнулись там, на нервной почве? На секундочку, меня не отправили в колонию!

– Так сказала Маша, – развёл Роман руками.

Так Джек и оказался возле груды уже распиленных досок, с набором инструментов и длинной цепью, которая приковывала его ногу к столбу. Человек, который уже успел побывать профстрадальцем, заключённым, дворником, красильщиком, дровопилом, психопатом, медбратом и подсудимым, стал теперь ещё и плотником. Жутко злым плотником.

«Спокойно, – говорил себе Джек, – это лишь финальное испытание. По крайней мере, я не в колонии. Здесь у меня есть союзники. Например, Федя… и Мурман… их, правда, сейчас здесь нет, но это не повод для грусти».

И он только сильнее сжимал зубы и с видом профи принимался приколачивать доски к установленной опоре. Так Джек работал около часа, прежде чем присесть передохнуть. Внезапно несчастному показалось, что его глаза видят знакомую фигуру:

– Любознайкин!

Фигура обернулась и вальяжной походкой направилась к Джеку. Намётанным глазом зевака оценил длину цепи и остановился в недосягаемости для бывшего компаньона.

– Салют! – поздоровался тот, кого недавно искал чуть ли не весь город.

– Да, привет, – ответил Джек, – почему без охраны? Она бы тебе не помешала. А то ещё поймают – и как меня, на цепь.

– Не поймают, – небрежно ответил зевака, – куда им!

– Ну да, ну да, – съязвил Джек, – а вот ответь-ка мне, гад ползучий, какого лешего ты меня тогда бросил? Стоял на площади, мог заглянуть ко мне, предупредить.

Любознайкин насупился:

– Времени не хватало. Надо было срочно убегать.

– Может, сейчас освободишь? – предложил плотник.

– Не, цепь толста.

– А если я сейчас кого-нибудь позову? – кинул Джек недвусмысленный взгляд на депо.

– А тогда, – поднял камень с земли Любознайкин, – кое-кто швырнёт в тебя камень. Ты тоже можешь швырнуть, но согласись, что я-то не прикован.

Джек негромко зарычал.

– Да, – произнёс Любознайкин, словно пробуя слово на вкус, – не прикован. А ты – прикован. Вот прикол! – он засмеялся. – А когда на свободе были, вот ты тогда крутой был, скажи? Прямо Пуп! Земли и Неба! Говорил: «Ты Любознайкин, туповат», «Делай, что я говорю», «Я профессионал»… а сейчас – сидишь на цепи, как собака… отпад, не так ли?

Зевака заржал и удалился, подшибая ногами камни. Джек на мгновение лишился дара мысленной речи.

«Гад», – подумал он, когда дар мысленной речи вернулся.

Наш оригинал мог бы наградить бывшего приятеля ещё множеством нелестных эпитетов, но ему не давала покоя идея. Та же Идея, что привела его к Мурману. Только сейчас у неё был какой-то чёрный окрас. И она Джеку нравилась.

…Неделя, которая должна была предшествовать открытию трамвая, подошла к концу. Жители города высыпали к депо плотной толпой. Все были нарядно одеты, радовались и смеялись.

«Как вы все меня бесите, – злобно думал Джек, – ну, ничего. Испорчу я вам праздник».

Как Джек собирался устроить крушение трамвая, он толком не придумал. Прорвётся в кабину, незаметно даст водителю по башке, дёрнет за рычаг какой-нибудь. Трамвай врежется куда-нибудь, но жертв не будет. А будет только позор. Для Маши, Романа и всех этих ненавистных граждан. Но это будет потом. А сейчас – праздник жизни. И если Джек в нём участвует, то он тоже должен быть живым.

Маша взошла на ораторскую трибуну, сколоченную Джеком. Публика взорвалась восторженными возгласами и аплодисментами.