Михаил Зуев - Кон-Тики

– Стеш, а ты уверен, что молоко? – и ржет тихо в подушку, отвернувшись, угловатые лопатки ходят вверх-вниз под тонким шелком халатика.

Ты не тощая. Ты длинная. Длиннее меня на семнадцать сэмэ. И охальница, каких мало. А я рядом с тобой летаю. Ты знаешь.

– А меня на доску почета повесили!

– Чё, прям взяли и повесили?

– Ага. За успехи в труде и примерное поведение! Да-да-да! И надпись написали…

– У попа была собака?..

– Не-е-е. Бухгалтер Юлия Львовна Чаплина! Без инициалов! Полностью!

– Юлия… Львовна… Чаплина… Цапля, старое погоняло отменяется! Теперь будешь – ю-эль-ча… – Юльчатай!

– Мне «Цапля» больше нравилось. А ты… Эх ты, Стёпа-недотёпа.

– Ладно, не дуйся.

– А я и не дуюсь. Что на дурачков обижаться… В окно посмотри.

– Смотрю. Темнеющее небо, снеговые тучи. Шпиль «Останкина». И?

– Стеш, а вдруг там, над шпилем, Данилов снова на туче летает?

– Точно, Цапелька. А внизу Наташа 2 2 Данилов и Наташа – герои культового романа Владимира Орлова «Альтист Данилов». в троллейбус садится. Думаешь?

– Не думаю. Знаю, Стеша. Я их чувствую.

– А я – тебя.

Всё рано или поздно кончается. Холодной изморозью ощетинившейся ночью с воскресенья на понедельник я вбежал в метро почти перед закрытием. Главное, чтобы впустили, выпустят потом в любом случае. Подземный спрут готовился к ночной жизни, доступной взорам лишь избранных. В тоннеле на кольцевой зажглись яркие, до костей пробивающие прожектора. Ночь стала днем. Все относительно. Абсолютен лишь я: опять бездомный. Я, бездомный, едущий вроде бы домой, – туда, где для меня давно дома нет.

***

Ассистировал Вольфсону. Непонятно отчего, дело сразу задалось. Разрезы ложились ровно, кровило мало, в ране – полный порядок. Вольфсон не хамил, шелк с кетгутом не рвались. Всегда серьезный и немногословный, Аркадий на этот раз не был суров; периодически что-то напевал себе под нос. Замогильным голосом травил анекдоты, заставлявшие юный румянец операционной сестрички Наденьки рдеть даже под маской. Через полтора часа – как-то мы по-стахановски уложились – кивнул:

– Закругляйся, Стёп-Ваныч. «Шейте, доктор, мгновенно кожу». Вывози, сдавай. Я тебя в ординаторской подожду.

В ординаторской – конец дневной смены: гай-гуй, дневные не ушли, ночные только заступают, впереди обход. Аркадий пошушукался с Гурамом Вахтанговичем, махнул мне – пойдем.

– Гурам нас отпустил с обхода. Свободны. Нехрен нам там делать. Мы с тобой сегодня долг родине отвесили сполна. Обрыдли уже эти походы-переходы-расшаркивания по вечерам. Переливания из пустого в порожнее. Вер-р-ра! – проходившая мимо старшая сестра отделения обернулась. – Верунчик! Дай ключ от «хозяйской». Нам со Стёпой посекретничать надо.

В «хозяйской» у окна приютился маленький фанерный столик. Около него два видавших виды стула. Все остальное пространство – стеллажи до потолка, заваленные медикаментами, бельем, коробками, инструментами, посудой и всякой другой медицинской утварью, такой, что невооруженным глазом и не заметить, но без нее работа отделения немедленно встанет.

– Будешь? – риторически спросил Аркадий, выуживая из подозрительно оттопыренного кармана несвежего халата стеклянную коньячную фляжку. Я так же ритуально кивнул в ответ. Из другого кармана вольфсоновского халата на свет появился пяток хороших шоколадных конфет.

– Нравится? – поинтересовался Вольфсон, опуская опустевший стакан тонкого стекла на белый стол.

– Мягкий, – сказал я, выдыхая в свой и наблюдая, как пар от дыхания осаживается на стеклянной стенке сосуда.

– Точно, – поддакнул Аркадий и задумался. Я тактично молчал.

– Слушай, Степан. Давай так, без обиняков. Гурам через две недели – «старикам везде у нас почет». Кто вместо, знаешь?

– Ты, – спокойно сказал я.

– Молодец, догадливый, – в голосе Вольфсона скользнула легкая ирония. Я лишь улыбнулся в ответ.

Вольфсон достал сигаретную пачку, чиркнул возле моего носа зажигалкой, прикурил свою. Тренируя аккомодацию, я медленно переводил взгляд с пыхтящего алым кончика сигареты на пейзаж за окном, и обратно. За оконным стеклом было пусто, холодно и тоскливо.

– Все правильно, Стёп-Ваныч, все правильно. Я теперь новый заведующий. Секрет Полишинеля…

Спокойно улыбнувшись, я взглянул Вольфсону в глаза, затягиваясь его халявной «мальборятиной». В моем хозяйстве денег на такие изыски предусмотрено не было.

– Только вот, чего никто не знает, – продолжил Аркадий, сделал паузу… – ненадолго это.

– Почему, Аркадий Борисович?

– Потому что я – уезжаю.

– Далеко?

– На воссоединение с исторической родиной.

– Понятно. Значит, насовсем.

– Ты умен и догадлив, кабальеро.

– Когда?

– А прямо в июле, перед фестивалем молодежи и студентов. Они все – на крыльях любви к коммунизму и светлому будущему человечества – сюда, а я – в ряды международных сионистов – в прямо противоположном направлении пересечения государственной границы.

– Не боишься? – спросил я.

– Где? Здесь или там?

– Там, Аркадий.

– Ах, там… Там-то мне бояться нечего. Это здесь я инвалид по пятому пункту, а чуть что – так и вовсе врач-вредитель. Прецеденты были. В курсе?

Я кивнул. Аркадий наплеснул по второй.

– Короче, Склихасофский. Отделение нуждается в заведующем. Прямо с июля.

Я молчал.

– Кроме тебя, ставить некого. Остальной контингент – либо хворый, либо подлец, либо алкаш, либо все вместе в разных сочетаниях.

Я молчал.

– Что воды в рот набрал?

– Зря вы, Аркадь Борисычь, хороший армянский-то водой называете…

– Зря – не зря… Я вопрос задал.

– А это был вопрос?

– Стёпа, заканчивай бодягу разводить. С начмедом я уже говорил. Не возражает. С главнюком тоже. Ты молодой, умный, старательный. На хорошем счету в больнице. Подходишь по всем статьям. Опять же, по пятому пункту не хвораешь. Ну?.. – Вольфсон внезапно запнулся, хлопнул себя по лбу. – По комсомольской линии взысканий не имеешь?

– Да окстись ты, Аркадий. Какой линии?! Мне тридцать скоро! Я уже два года как выбывший по возрасту.

– Эх, не удалось тебе стать Павликом Морозовым! – заржал Вольфсон. – Ну?

– Партия сказала «надо», комсомол ответил – есть! – скорчив дурацкую рожу, выпалил я.

– Рад, что в тебе не ошибся. Теперь слушай сюда. Программа сабантуя у нас такая. Со следующей недели будешь со мной вставать в дежурства вторым ответственным по больнице. Это месяца два, так нормально будет. Параллельно сдадим тебя на первую категорию. Комиссия в горздраве – там все свои, палок в колеса ставить не будут. Апрель – поставлю тебя своим заместителем, проведем приказом. В мае – на месяц в институт усовершенствования на цикл. Май короткий, сильно не перенапряжешься. На дачу будешь ездить нормально.