Мария Романушко - Борис Сударов: человек, прошедший через эпицентр атомного взрыва… Встречи на берегу: диалог-путешествие

– Ну, не совеем в Оренбурге – рядом. Но в Оренбурге бывал. Тогда он назывался Чкалов.

– Да, Чкалов. Но когда мы приехали туда, Чкалову вернули его историческое название – Оренбург. А вы когда там жили?

– В эвакуации, во время войны.

– Вы там были один?

– Нет, с родителями и сестрой Евой. Мы приехали из Белоруссии. А старшая сестра Рита с мужем и дочкой была в эвакуации в Саратове. Они эвакуировались из Москвы с Шарикоподшипниковым заводом, на нём работал Илья, муж Риты.

– Выходит, вы все были накануне войны в Белоруссии? Вы, сестра и родители?

– Да. В городе Мстиславле.

– У вас там жили родственники?

– Да, мамина младшая сестра, с семьёй. Тётя Женя.

– И, наверное, дедушка с бабушкой?

– Нет, они уже к тому времени умерли. Дед ещё до моего рождения, а бабушка года за три до войны.

– Вы говорите: Мстиславль? Я даже не слышала о таком городе.

– Старинный русский город, очень красивый.

– А как вы стали сыном полка? В Интернете написано, что вы были сыном полка.

– Меня действительно так называли. Но это было совсем недолго. Я ушёл с частями Красной армии, когда наши отступали. Я с детства мечтал быть военным. И где-то недели две шёл с ними. Ну, вот тогда меня так и называли – сыном полка. Мальчишка ведь был ещё, 14 лет. А потом, после одной уж очень сильной бомбёжки, меня отправили обратно.

– В Мстиславль?

– Да, в Мстиславль.

– И как вы добирались?

– Ну, как? Пешком… Вернулся в Мстиславль, а там уже все готовятся к эвакуации… Родители, сестра Ева… Нас эвакуировали в Чкалов.

– Хорошо, что успели. А мои родные оказались на оккупированной территории.

– Это где?

– На Украине. Город Новомосковск Днепропетровской области. Отца маминого на фронт не взяли по возрасту, ему было уже 45. А старшая мамина сестра Мария, ей было 19 лет, ушла на фронт. Была на Курской дуге, участвовала в Сталинградской битве, освобождала Беларусь, была много раз ранена.

– Но осталась жива?

– Да, она осталась жива.

– А ваши родные на Украине?

– Моя мама и её родители стали подпольщиками. Дед, Андрей Иванович Панченко, был одним из организаторов подпольной организации в Новомосковске. Вообще, настоящее отчество деда – Казимирович, дед был поляком. Но ещё до войны, когда начались гонения на «инородцев», он отчество сменил. Всё равно не помогло! За своё отчество, за свою неправильную национальность и за то, что до революции был царским офицером (а каким он ещё мог быть до революции?), за всё за это дед перед войной отсидел в лагере. Здесь, неподалёку, у города Дмитрова рыл канал…

– Кошмар!..

– Кошмар. Вернулся из лагерей – а тут война. Как говорится: из огня да в полымя. На фронт не взяли из-за возраста. Стал подпольщиком. Бабушка тоже. Но она ещё не бабушка была, ей было 40 лет всего. А мама моя, ваша одногодка, ей 14 лет исполнилось осенью, когда уже шла война, – мама стала связной между подпольщиками и партизанами. Партизаны находились в густых лесах за рекой Самарой. И мама – девочка ещё! – ходила с донесениями и с документами в этот лес. В одну сторону – 35 км. И обратно столько же. А в ноябре 41-го года деда моего схватили и расстреляли. На глазах у 14-летней дочери – моей будущей мамы…

– Кошмар… А почему вы не написали об этом в своей книге про Украину?

– Я написала.

– Но я почему-то не заметил этого эпизода… А это очень важно – то, о чём вы сейчас рассказываете.

– Может, вы ещё не дочитали? Вы где сейчас? В каком месте?

– Я уже в середине книги.

– А про войну написано ближе к началу. Как же вы могли не заметить? Вы разве не подряд читаете?

– Подряд. Я ничего не пропускаю. Надо будет вернуться и перечитать начало.

– Да, пожалуйста, перечитайте. А то вам дальше будет многое не понятно.

– Обязательно перечитаю.

Провожания

И он опять идёт провожать меня…

Было уже 10 часов вечера, темно, и я волновалась: как он будет возвращаться, ведь улицы не очень хорошо освещены, а дорожка через скверик к его дому так и вовсе темна. Но Борис Иванович сказал, что знает тут всё наизусть.

Мы стояли у моего дома, который он называет замком. Свет и тени перемешались в причудливую гамму, конец июля, сегодня бы тёплый вечер – как в Крыму…

* * *

Потом я позвонила ему – узнать, как он дошёл до дома. Но у него долго было занято… Можно было и не дозваниваться – ясно, что дошёл. Но я всё же дозвонилась потом. И он со смехом сказал, что это Володя держал его на телефоне – делал втык за то, что он, Сударов, так долго бродит где-то.

– Так ещё ведь не очень поздно… Да, темно, но не поздно.

– Они мне звонят каждый вечер, в девять часов – Володя или Виталик. В девять вечера я должен быть дома.

– А если вы задержитесь где-то? Это же трудно: быть, как штык, в девять вечера дома.

– Ну, тогда у них начинается паника… И они мне устраивают выволочку. Вот, полчаса отчитывал!

– Хорошо, что вы мне сказали. Тогда мы будем уходить с берега в пол-девятого. Чтобы вы не опаздывали к контрольному звонку. Хотя лучше, мне кажется, если вы передоговоритесь с ними на десять вечера. Всё-таки девять часов – это совсем уж детское время. Вы пришли сегодня на берег в восемь вечера. И что? – тут же бежать обратно?..

– Посмотрим, посмотрим… – сказал он уклончиво. И я поняла, что заведённые в их семье правила не так-то легко корректировать. Но, с другой стороны, я искренне порадовалась, что сын и племянник так волнуются о нём.

На следующий день, вечером позвонила ему.

– Борис Иванович, вы гуляли сегодня?

– Нет, провозился дома… Хотя надо было, конечно, выйти. Хорошая погода. А вы были на берегу?

– Я тоже провозилась дома… Накопилась куча дел.

– Вот и у меня тоже.

Я подумала, что сама порой целый день верчусь без остановки и не успеваю переделать все домашние дела. Но я – женщина, и я намного моложе его. А как он-то справляется со всем этим? Не представляю…

– А журналы поискали с вашими публикациями?

(Наивная, я подумала, что он провозился в поисках своих публикаций).

– Нет, руки пока не дошли.

– Жаль.

– Да я, наверное, и не сохранил их.

– Вот уж не поверю. В советские времена не так уж много у нас их было – публикаций, и мы всё хранили. Но если бы вы меня попросили найти мои публикации, я бы тоже нашла не сразу. С годами такие наслоения книг и бумаг произошли… Приходится производить настоящие раскопки!

– Вот и мне тоже.

– Но вы обещаете мне, что поищите?

– Обещаю поискать, но не обещаю найти, – смеётся он.

* * *

31 июля я, наконец, первый раз искупалась. Сударова на берегу не было. Звонить ему и звать его на берег постеснялась.

Но вечером всё же позвонила и сообщила, что купалась, и что вода тёплая. Он сказал, что ему тоже пора открывать купальный сезон, что в прежние годы он это делал с началом лета.