Евгения Палехова - Невинный семейный бизнес. Мелодрама с острыми краями

– Ростислав Фёдорович Иванов, – с готовностью представился тот.

– Какая редкая фамилия! – восхитился Алексей Давыдович. – Ну, Ростислав Фёдорович, не болеть вам!

Алексей Давыдович покинул кабинет и директора в нём в большой задумчивости. Сам же поспешил в коммунальную квартиру, где ему навстречу из своей комнаты пулей вылетел Андрей и застыл в коридоре, не смея даже спросить.

Папа не торопился отвечать на немой и такой животрепещущий вопрос. Папа снял свою безумную шляпу. Папа выпустил из руки саквояж, который звучно и тяжело шлёпнулся на пол. Андрей с сумасшедшей радостью уставился на саквояж.

– Папа, взял, да?

– Концепция поменялась! – торжественно, как Гитлер перед камерой Рифеншталь, возвестил папа.

– Как будто кто-то знал предыдущую! – негромко бросил Болдину Андрей.

– Сына! – воззвал Алексей Давыдович и, выдержав значительную паузу, объявил: – Мы будем брать банк!

КОГДА-ТО ДАВНО

В дальнем углу золотого старого парка, в заброшенном сарайчике, над открытой коробкой из-под кед «Советский спорт» сидел Вовка и смотрел на браслеты, одно колье, четыре кольца, массивный перстень с печаткой и дюжину царских червонцев. Он смотрел и слушал бабушкин голос, который то ли ветер доносил до него, то ли что-то иное, во что он не верил никогда. Голос этот был такой близкий и такой мёртвый, что по холке Вовки пробегала дрожь, но он бы всё отдал за то, чтобы голос не замолкал, чтобы он звучал и звучал каждую минуту его жизни, скрытый ото всех, данный только ему как знак того, что всё – не зря, что всё – можно и что всё – ой, как нужно.

Вовка нашёл в коробке то, что искал: крупный, с кулачок двухлетки, рубин. Вовка поднял его и посмотрел сквозь грани камня на солнце, и прошлое, ещё более дальнее, чем то, в котором он был сейчас, обрело не только голос, но и форму.

– Думаешь, почему меня эта старая кочерга Гретой Гарбо называет? – привычно-насмешливо спросила бабушка.

Ах, какая красивая была эта бабушка! Старая-старая красивая старуха. Пальцы – в кольцах, в зубах мундштук с длинной сигаретой. Глаз перманентно прищурен. Сидит она в кресле, опираясь на трость, и хочется ей поклоны бить и честь отдавать без приказа на то. Сам Вовка, гордый собой после первого в жизни бритья, сидел напротив. Только смотрел он не на бабушку, а на то, что лежало на столе, прямо перед ним. Браслеты, одно колье, четыре кольца, массивный перстень с печаткой, дюжина царских червонцев и крупный, с кулачок двухлетки, рубин.

– Баб, а ты – чё, скажешь, не старая кочерга? – усмехнулся Вовка.

Бабушка молниеносно ударила Вовку по голове через весь стол своей тростью.

– Жало спрячь, щегол! – бросила сквозь зубы.

Вовка с покрасневшими глазами принялся усиленно растирать ушибленное место, злобно поглядывая на бабушку.

– Вовка, отдать хотят всегда, – цепко сказала бабушка. – Важно уловить момент, когда желание перерастает в жгучую надобность, – бабушка на глазах превращалась в хищное животное. – Подстегнуть, заманить, спровоцировать. – Она окинула Вовку одобрительным взглядом. – Ты – смазливый. Выйдет из тебя толк. – Она закурила. – А эти твои инженеры пусть в жопу себе свои дипломы позасовывают! Я из тебя человека сделаю.

– А если я не хочу? – тихо спросил Вовка.

– Чего? – не поняла бабушка.

– Ну, человеком, – хмуро пояснил Вовка.

– А наследство получить хочешь? – усмехнулась бабушка и кивнула на стол. – Думаешь за так царские червонцы получить? Нет, милый, бабушка жадная. Бабушка просто так ничего не делает. – И она крикнула звонким, молодым голосом: – Бабушка хочет веселиться!

Веселье бабушки носило предосудительный характер для всех, кроме неё самой. В тот же вечер она повела Вовку в Большой театр смотреть балет. И сейчас зорко шерстила взглядом толпу желающих приобщиться к высокому искусству.

– Справа. Около кадки с пальмой, – бросила она Вовке через плечо. – Тёмный костюм.

Вовка стоял рядом с ней, но на людей не смотрел. Ему было тошно и очень страшно.

– Мундштук. Трость, – продолжала описывать жертву бабушка. – Голубая кровь!! – Она наконец перевела взгляд на Вовку. – Щегол, у тебя сегодня дебют.

У Вовки моментально скрутило живот. Бабушка смотрела на него.

– Ты сейчас, с этим своим лицом суфражистки, думаешь, что работаешь на меня. Ты ошибаешься. Ты работаешь на перспективу.

Она закрыла своей спиной Вовку и протянула ему пузырёк.

– Это капнешь в нос. А это, – она протянула ему второй пузырёк, – в глаза. По одной капле. Только незаметно.

– Ба, да как я ему в глаза незаметно капну?!! – взвился Вовка.

– Себе, дурень. И в нос – тоже себе.

– А что это? – продолжал сопротивляться Вовка.

– Не беси, мальчик, – бабушка явно теряла терпение. – Пока я добрая. За мной. И очки надень!

И она, не дожидаясь ответа Вовки, направилась к тому мужчине, которого только что с таким сарказмом описала. Вовка быстро вынул из кармана очки, повесил их на нос и мгновенно потерял ориентацию в пространстве, потому что эти очки с толстенными линзами не были рассчитаны на стопроцентное Вовкино зрение. И пошёл Вовка за бабушкой, неуверенно и даже косолапо.

Бабушка, остановившись рядом с мундштуком и тростью, принялась громко причитать.

– Нет, Вовочка, не увидишь самих исполнителей, нет, дорогой! – Она даже всхлипнула. – Ну хоть музыку послушаешь! – Тут она обратилась к мундштуку и трости с выражением лица «ну, мы-то с вами интеллигентные люди!»: – Вот, представляете, в кассе говорю: милая, дайте поближе места! А она мне, нахалка молодая, – вам, бабуля, дома надо сидеть перед телевизором и дальше булочной не ходить.

Бабушка с силой взмахнула рукой и ударила себя сухим кулачком в грудь.

– А я же не для себя! Внучатый племянник моей фронтовой подруги приехал в гости. Ну как мальчику отказать?!

Бабушка повернулась к внучатому племяннику фронтовой подруги, который стоял так ровно, что наводил на мысль о проглоченном аршине.

– У нас в Перепетуйске вообще никакого театра нет, – выдавил он из себя.

Бабушка чуть не крякнула от такой инициативы.

– Могу предложить разделить со мной ложу, – сказал с лёгкой улыбкой интеллигент. – И вы, и внучатый племянник вашей фронтовой подруги можете воспользоваться вот этими билетами. – Мужчина показал билеты. – Мои спутники отправились на ВДНХ, – он пожал плечами с едва заметным презрением. – Каждому, как говорится, своё, но быть в командировке в северной культурной столице и не воспользоваться шансом!!..

А вот это в бабушкины планы не входило. И она, живо пересыпая свою речь многочисленными старорежимными оборотами, отказалась идти в ложу, сославшись на глаукому, диабет и энурез, но внучатого племянника держать не стала и даже больно толкнула его кулачком в плечо. Прозвенел первый звонок, который, собственно, и закончил все разговоры. Вовка в сопровождении мужчины отправился в ложу, оглядываясь по пути с жалобной гримаской. Но бабушке было наплевать – пусть себе погримасничает дурачок.