Артемий Ладознь - Дымка. *Nebh. Об он пол чресплесе восчресплесь

Это предприятие назревало давно, и се перезрело. Но миссия, так сказать, недовыполнена, хоть и перевыполнима. Речь идет о нескончаемом плаче ярославен в вышиванках крестиком да свастикой о том, что Юговосток страдает-де неукорененностью и неприкаянностью. Где-то нечто подобное, кажется, имело место – вроде в «Степном волке» Гессе, где всяк предостерегающий о горьких гроздьях войны на фоне патриотической истерии рисковал остаться заклейменным остракизмами вроде «этот космополит и безродный негодяй». Памятны и письма 93х (подписанные девятьюстами) рейхсинтеллектуалов, взывавших к эстетическим чувствам всех, кому дороги «европейские ценности», кто чтит Шиллера и Шопенгауэра, кто готов пролить слезу над доблестными велегерманскими солдатами, ставшими последним оплотом на пути всепроницающего варварства, грядущего с востока. Возможно, в подобных тонах (и жутко добросовестном пафосе) наставляли и Аристотель с Сенекой, соответственно, Александра Великого и Нерона… Подобным образом мог мыслить и душка ЛинкХоун, расписывавшийся в безразличии к эмансипации или рабству как в лучшем случае средствам , могшим сохранить Унион. Разумеется, не перебирая и более пикантными средствами вроде голодных блокад, тщательно скрывая от самих себя ревность к успеху нархоза Южан, в частности их торговли со Старым светом. Подобно тому, как Северяне вуалировали прагматичную (реверанс Дьюи) повестку благоглупостями о свободе (во имя коей всякое-де изуверство достойно есть), игнорируя рабство-работу рынку (как форму идольских жертв мамоне); этак расистская пестросерь издавна приноровилась прикрываться гениями.

Неважно, что Бог сам весть, коемуждо народу и егда слать оных (не всенепременно по заслугам), притом что сами адвокаты махрового расизма являют творческую скудость на фоне заявленного родства с великими предками. Главное – указать на лишения вопреки несомненным достижениям. Так сказать, пуститься во все тяжкие с голодухи, да ввиду боренья духа. Впрочем, по нынешним временам «довлеет дневи злобы своея»: все ограничивается повесткой relative deprivation, то бишь, сравнительными притязаниями или попросту «жабой» относительно раздутых амбиций или навязанных представлений о справедливости. В этой связи ближневосточные «весны» раскочегариваются скорее с жиру – как и восточноевропейские «площади», в ходе коих манипулирование собаками Павлова (которые не прочь побыть таковыми ради победы клуба) мало чем отличаются от биржевых манипуляций, пирамидальных Понци-схем и форекс-риггинга: пересмотреть результаты голосования-продаж на основаниях свежераззадоренных аппетитов.

Можно было сочувствовать «велегерманской нации»: этак обгадиться могли многие, сравнившие достижения лучших с амбициями худших. Многие ли знали, что сомнительный подвиг репутационной жертвенности было уготовано повторить еще одному древлеарийскому племени, жажда-воля-похоть к власти-возвышению коего (по Ницше) реализовывалась в банальном перевесе тезоименитого клуба. Подобная рекурсия – как и всякий «пирамидальный» контур обрушения, – как условились выше, не должен пугать аудиторию. Особенно ту, что является референтной группой для самой себя, и расходным материалом – для их непосредственных, как и удаленных, фюреров. Которые, как водится, обожают и мучеников, и фанатиков, и пыточных дел мастеров. В аду свои патриоты – как и свои понятия о славе, приносимой иконными героями. И буде слава сия неотличима от репутационных издержек, то да устыдится-де всяк отвращающийся подобных идеалов (или KPI).

Да вот хотя бы как Юго-Восток. Взор, помутненный вирусом либо осколком льда, судит: рабы сии суть безумцы и тем уж повинны смерти. Не поддержав ража, не разделив ликования, предстали низшими. О, кабы только от маргиналов с психикой, расстроенной онлайн-сессиями да бдениями великопостников (то есть, «постящих» обильно и малоаппетитно), слыхал он визгливое, подкрепленное аргументацией в виде искаженного злобой того, что недавно называлось интеллигентным лицом в актуальненьком обрамлении (мода модой, а необремененность рефлексией установилась императивом): «Нет, ты не понимаешь! Они все там дауны, недоумки, недоразвитые, дефективный биоматериал – их надо проволокой огородить, а само гетто предать очищающему Площадному пламени!» Но ровно то же услыхал от Дмухарского – в недавнем прошлом аггела , почти мудреца, души столь же эстетской, сколь и не чуждой юмора народного, международного и даже междугородного. Этой честной натуре всегда была присуща сдвоенная крайность: девственно-маловзыскательная вера как в демократию (пусть манипулябельную), так и искусственный интеллект (даже пополам с креокретинизмом). А поскольку зарождавшиеся соцсети воплощали победу обеих (свободы слова – над роскошной необходимостью мыслить, выхолощенной креативности – над творческой склонностью как самоедской ответственностью за плоды), то стоит ли дивиться скорому воцарению Площади умами-сердцами вперед ее пламени – пожалуй, менее реального и исторически значимого, чем самопредосуществленная eideia fixe.

Медлят, мол, присягать-кориться сильному-тираничному (но самоподверженному экзистенциальным рискам) гегемону, хозяину себяизбравого салона, посему – рабы! Не определяются относительно (притом против ), не носят дис социативных идентичностей – се, низшие. Ищут пребыть собой – ergo непрестижны. Усматривают в категоричной деспотии самой идеи рыночной демократии некое противоречие (неавтоморфность как мета-изнанка оксюморонности), а в безальтернативности конкретно северозападной (Protestant Judaeo-Christian) версии – институциональный расизм ; экое бесхитростно-убогое упрощенчество! Наконец – о ужас! – не спешат признавать высшей ценности самореферентного отсыла к наилучшему-из-миров и гетто-на-холме, а в культурных репрессиях («поездах дружбы» и прочих просветительских миссиях) узревают признаки геноцида; тем, дескать, скорее соделываются достойными оного (как суирекуррентной изнанки)!

Юговосток вечно жалуется на недопонятость – но она-де ровно зеркально-симметрична его нежеланию понимать, слышать. Вот что пытаются донести ему герои, поэты, диясп о ры и прочие австрийские генштабы. А он все – о фашизме… Сколько можно твердить: среди нас фашистов, мол, нет – мы все … призываем к сознательности. Вот и «провиднык» (пусть клевещут злопыхатели, будто это – купно с «нацией понад усе» – не более как калька с немецкого) призывал лгать аутсайдерам и растлевать меньшинские интеллигенции в их же наилучших интересах – а также с целью культивирования сочувствия к нашему пути. (В канадском оригинале и контексте исследований: «To subvert the minority intelligentsias so as to garner sympathy for our cause’).