Иммануил Платов - Пассажир

Митя тоже погрузился в свои мысли и медленно покачивался, смотря прямо перед собой. Подошел момент, когда вечер нужно было спасать.

– Ну что, в «Соки Воды» и по сто пятьдесят? – утвердительно спросил я

– А потом еще по пиву и можно в лаборатории посидеть, у меня ключ есть – поддержал Митя и мы, обретя второе дыхание, выдвинулись навстречу уже ночному городу и пьяным хождениям по нему.

Далее, воспоминания о путешествии из одной «наливайки» в другую и споры с их подозрительными посетителями перемежались черными полосами, которые слились в итоге в одну. Когда я открыл глаза, было свежее утро, я лежал на связке алюминиевых стоек от палаток и Митя поливал меня из шланга. Одет я был почему-то в синий халат лаборанта. Я сел и потряс головой, как только что помытый кот. В эту секунду дверь открылась, и на пороге появился директор лаборатории, кандидат исторических наук доцент Персиков. Доцент с удивлением обнаружил в святая святых его науки двух похмельных типов среди пост-пьяного беспорядка и нахмурился. Я подумал, что сцена мне что-то очень сильно напоминает и даже произнес про себя:

– Профессор, етить твою мать, заходи, выпей с нами!

Правда вслух я ничего не сказал, а быстро собрался и вышел. Через минуту меня догнал Митя. Ключ от лаборатории в это утро у него решили забрать.

Сначала мы молча шли по улице.

Потом Митя сказал:

– Кстати, а пиво «Грольш» мы все-таки попробовали, помнишь, как на последние деньги брали? –

– Нет

– И я почти не помню. Жаль, наверно хорошее было.

Мы мечтательно помолчали, потом Митя сказал:

– Ладно, я лучше домой пойду, больше не буду пить сегодня, родители опять расстроятся…

– Да и денег нет, – согласился я.

Мы обменялись рукопожатиями, и пошли в разные стороны. Утро лениво катилось к полудню. В сквере прогуливались ранние пенсионеры. Воробьиная дрянь скандалила по кустам. На постаменте в парке в солнечных лучах горел бюст Ильича. Город в субботней полудреме не спешил по делам.

Свальный грех и кильки в томате.

С утра Масленица сиял. В то же время, его круглое лицо выражало приподнятую озабоченность. У Масленицы был день рождения, а значит, Посторонним В. уже выдал ему в подарок «котлету». Людей близких и проработавших достаточно долго в конторе поощряли. От Постороннего В., блага расходились по организации кругами. Те, кто был поближе, ощущали на себе мягкие удары теплых океанских волн в виде новой квартиры или иномарки. Стоявшие подальше, чувствовали ласковый прибой в области коленок и что-нибудь вроде телевизора или видеомагнитофона на день рождения или другую важную дату, ну а до таких как я докатывалась лишь мелкая рябь в виде слов благодарности, обещаний и похлопывания по плечу.

Масленица был удивительным человеком. Вокруг себя он неизменно создавал крик и бурю, особенно если это касалось работы и особенно, если никакой нервотрепки в принципе не требовалось. Основная его задача заключалась в получении на станции платформ и погрузка на них техники. Эти платформы Масленица выбивал максимально проблемно, каждый его разговор со станцией напоминал Сталинградскую битву. Он кричал, умолял, ругался и давал обещания, и каждый раз, понеся значительные потери, Масленица, в конце концов, оказывался героем. Его уважали, считали незаменимым специалистом, и немного побаивались. Первые три месяца я тоже испытывал трепет перед могущественным логистом, а потом Масленница ушел в отпуск, и как назло, Упырю потребовалась отправка.

– Ну что, иди на станцию, заказывай платформы, – буднично бросил задание Упырь и уткнулся в ноутбук.

Я подумал, что все кончено, что сейчас на станции меня унизят, обсмеют, и отправят восвояси ни с чем, ведь куда мне до Масленицы с его связями и пробивными способностями? Я брел на станцию, чувствуя себя полным ничтожеством и неудачником. Я проклинал свою работу, мысленно восклицая, какого черта переводчик должен идти в пасть железнодорожным бюрократам и выбивать эти проклятые платформы? Но поделать ничего было нельзя.

– Ну и ладно, уволюсь, нахрен, – думал я с обидой

В таком настроении я вступил на территорию, где обитали инфернальные железнодорожники. Я открыл обитую клеенкой дверь диспетчерской, и не чуя ног переступил потертый миллионами просителей порог.

– Платформы? – вежливо спросила полная дама за столом – Заполняйте бумаги, копии ПТС и договоров принесли?

Через двадцать минут я заполнил все бланки, сделал дело и вышел на волю. Станционные работники со мной вежливо попрощались. После обеда платформы стояли под погрузкой.

– Ай да Масленица, – думал я весь день, после визита на станцию.

Итак, у Масленицы был день рождения. Масленица входил в средний круг, но всегда надеялся максимально приблизиться, поэтому, сегодня, от щедрот и из выданной «котлеты», он организовывал сауну для всей мужской части коллектива.

Я догадывался, что радостное возбуждение, которое многие пытались маскировать деловитостью, происходило не от того, что можно будет, наконец, помыться и выпить пиво, но ничего не уточнял, а просто, как и все ждал вечера.

Балу как обычно похохатывал со своего места, Дубовир нетерпеливо оглядывался по сторонам, Леша Козел звонил домой и отпрашивался на вечер, Боча безучастно смотрел в монитор, его не позвали, Лось уехал из офиса на весь день, Упырь ерзал в кресле и обрушивал на меня новые задания, тоном обещавшим необязательность их исполнения. Потом он сказал.

– Тут вагон с килькой в томате пришел, я вчера попробовал, так всю банку съел с хлебом. Очень вкусно! Хочешь, возьмем по ящику?

Кильки мне не хотелось, но и отвергать предложение Упыря тоже.

– Ну, я не знаю, можно в принципе.

– Отлично, пойдем, поможешь в багажник загрузить, а я тебе ее до дома подкину.

– Отлично!

– И из зарплаты только полцены вычтем.

Вот тебе и раз, а я-то, надеялся, что обрету ящик консервов на халяву, как это делали те же водители. Однако, что было позволено Юпитерам, не было позволено мне, а отступать было поздно. Мы вышли в завод. Обогнали промасленную группу рабочих, прошли по впрессованным в асфальт старым рельсам узкоколейки и вошли в китовое брюхо склада. В полумраке до крыши возвышались еще не переваренные едкими желудочными соками коммерции материальные ценности. Ящики с шестернями, валами, редукторами. Ряды коробок передач, двигателей, связок тракторных гусениц. Специальный угол был отведен под продукты. Пришедшая с Владивостока в обмен на асфальтоукладчик и дорожный каток килька в томате стояла в картонном штабеле. Упырь кратко пообщался с кладовщиком. Взгляд у кладовщика был презрительным. Упырь пошел подгонять машину, а я стоял молча. Кладовщик не смотрел в мою сторону, всем своим видом демонстрируя превосходство. Это была обычная поза заводчан. Нас фирмачей, не любили, считали жуликами и паразитами сосущими соки завода и мечтали у нас работать.