Дэвид Нездешний - Руны

– Тогда тебя проводят до полуночных рубежей, откуда ты свободно сможешь отправиться в Скару, Рохлэнд или куда тебе ещё будет угодно!

– Но путь в Нод мне заказан?

– Ты как всегда поразительно умён, мой брат, – расплылся в улыбке настоятель верховного храма Повелителя Тьмы, – Я даже сожалею, что совершил столь необдуманный поступок и приношу искренние извинения за него! Ведь мы, оказывается, так прекрасно можем договориться!

– А гриммы – тоже ты? – открывшиеся обстоятельства оказались для Рашфора неожиданностью, их нужно было быстро обдумать, заняв отца Эзарика пустой болтовнёй.

– А что гриммы? – искренне удивился тот, – Чего они натворили?

Странно, подумал отец Рашфор, если уж зашёл прямой разговор, зачем первосвященник притворяется непричастным? Или действительно в этом он был совершенно чист?

– Посидел у них в плену пару дней, – осторожно сказал он, не желая пока раскрывать всей правды.

– Так, погодь, мы не ждали тебя увидеть, – такая откровенность даже немного разозлила Рашфора, хотя виду он не подал, – Но раз уж ты жив, значит должен был добраться сюда ещё пол-луны тому. Так это ты у гриммов провёл столько времени?

На морщинистом лице Эзарика отражались одновременно забава и настороженность. Его гость теперь не сомневался, что первосвященник не лжёт и действительно не был причастен к такому странному поведению покровских орков.

– Это очень необычно… Сдаётся мне, кто-то в Покрове подзабыл о том, кто им правит. Весьма любопытно!

– Собираешься обсудить это с Максимусом?

– Непременно! – восторженный взгляд Эзарика вдруг внезапно угас, – Хотя нет, придётся утаить до лучших времён. Ведь тогда придётся ему объяснять, почему ты был в Покрове и не навестил его государя, который так хотел с тобой пообщаться. А этого делать мне очень не хочется…

– Но ты же можешь сказать, что узнал это от другого человека, – заметил отец Рашфор, уже почти раскрывший для себя сущность своего противника, оказавшуюся не такой опасной, как он считал прежде, – Хотя бы даже другого собрата, пришедшего из британских земель.

– Лгать государю Покрова? – в голосе первосвященника были ужас и возмущение одновременно, – Мне ещё дорога голова на моих плечах!

– А прежде ты этого не делал? – колюче ухмыльнулся Рашфор.

– Максимус видит ложь насквозь! – судорожно сглотнул Эзарик, невольно вспомнив незримую хватку на горле.

– Неужели верховный настоятель храма Повелителя Тьмы чего-то боится? – с иронией воскликнул гость, – А тем паче мирского правителя!

– Глупец тот, кто его не боится! – огрызнулся первосвященник.

– Ты разочаровал меня, Эзарик, – полным уверенности тоном заявил отец Рашфор, – Явившись сюда, я был преисполнен сомнений и сам бы не дал медяшки за свою жизнь. Но теперь я вижу, что сделал это не зря!

– Чего ты завёлся? – непонимающе уставился первосвященник на своего нежеланного брата по вере, – Мы же вроде обо всём договорились!

– Геккель Эзарик, я обвиняю тебя в покушении на мою жизнь! И вызываю тебя к тёмному правосудию!

Это была его последняя возможность. Рашфор не сомневался, что братья-провожатые прирежут его как только из окон храма перестанут виднеться их фигуры. Нечего и думать пытаться доказать свою правоту собранию – большинство его братьев в Эйкунарэ либо наивно убеждены в непогрешимости первосвященника, либо сознательно его поддерживают. Оставалось только тёмное правосудие. Да, это было опасно, очень опасно. Ведь Геккель Эзарик был вовсе не слабым противником и запросто мог бы его убить, даже не прилагая особых усилий. Так он думал прежде. Но теперь, увидев этого погрязшего в мелочной суете, перепуганного каким-то людским владыкой и потерявшего верный путь хилого мужичка, отец Рашфор уверовал в возможность победы. Нет, этот тщедушный человечек преклонных лет уже не тот могущественный интриган, которого боялись и уважали повсюду, где слышали его имя. В нём больше не было того непреклонного духа, а значит поединок даст лучшую возможность не только уцелеть, но и добиться поставленной цели. Открывшиеся сомнения Максимуса очень воодушевили превысокого настоятеля храма в Эмпасе, и теперь он точно знал, что нужно сделать дальше.

– Ты понимаешь, что говоришь? – на лице Эзарика мешались гнев, ярость и вместе с тем деланное сочувствие, – Я сделаю вид, что не слышал твоих дерзких слов, если ты немедленно покинешь храм и отправишься прочь из Покрова!

– Я взываю к тёмному правосудию! – повторил отец Рашфор.

– Ты понимаешь, что я могу просто велеть уничтожить тебя, сей же миг? Там, за дверью, стоят братья-стражи, которые даже слушать тебя не станут, а прикончат по одному моему слову, ворвавшись сюда!

– Неужели ты настолько утратил веру, что способен вызвать гнев Повелителя Тьмы, отказавшись от тёмного правосудия?!

Первосвященник явно растерялся. На его памяти не было ни одного случая, чтобы кто-то рискнул отказаться, и проверять на своей шкуре, так ли неизбежно возмездие, как верят люди, он очень не хотел.

– Зачем тебе это, брат Рашфор? – вновь попытался Эзарик воззвать к благоразумию зарвавшегося собрата, – Ты же не сможешь победить!

– Увидим. Повелитель Тьмы нас рассудит, – сказал тот и вышел.

Поутру отряд добровольцев Дю Пре выдвинулся в путь. Свежий морозный воздух приятно щекотал привыкшие к затхлости замка лица. Повелитель Ветров, видимо, нынче взял отгул, и бушевавшая много дней кряду буря улеглась, оставив после себя лишь едва заметные дуновения. Яркое Око Митры на чистом без облачка небе выглядело потускневшим, словно объятым хворью. Зато его лучи отражались от сплошного белого ковра равнины Рохлэнда слепящим до рези в глазах сиянием, вынуждая нечастных в эти дни путников постоянно смотреть вдаль, туда, где на расплывающемся туманной дымкой виднокрае едва показывался Лес.

Рыцарю не терпелось ворваться в схватку. Его меч уже залежался в ножнах, соскучившись по вражеской крови, ладно ещё не начал ржаветь. Последние лета выдались довольно мирными, и бывалому вояке не часто доводилось драться, хотя последний поход в земли Туманного народа и последующая стычка с орденом Золотых Эполетов напомнили ему о летах былой славы. Но прежде на нём не лежало бремя страшно клятвы, которая нынче тяготила его думы, и лишь упоение битвой могло хоть на краткое время очистить помрачневшие мысли.

Помимо Джеофа, Йоло и подсевшего за худощавым бардом Дайли в поход отправились трое следопытов, наёмник с Холодного Берега, пара рыцарей, с дюжину горячих голов из гарнизона, а кроме того небольшой отряд отобранных лично Дю Пре новобранцев из числа наиболее способных. Помимо прочих, за ним увязался и молодой ученик лекаря, которого рыцарь до последнего не хотел брать, а после, с трудом согласившись с его уговорами и доводами, пригрозил, что бросит в дороге, если тот станет обузой. Но юноша держался молодцом, ничем не уступая воинам и даже бодрее многих сверстников, выбравших путь меча.