Инна Карташевская - Ибо сильна, как смерть, любовь… (сборник)

Он беспомощно кивнул, без сил опустился на стул и задумался. Я ясно видела, что он перебирает в уме все возможные варианты, пытаясь найти хоть сколько-нибудь приемлемое объяснение и не находит его. Наконец он сдался, но, тем не менее, упрямо сказал:

– Я все равно думаю, что ты сумасшедшая и все это выдумала.

– И про то, что ты собираешься принять эти чертовые таблетки в восемь часов?

– Ну, про таблетки я не знаю, откуда ты узнала. А в квартире ты, может быть, и была. Откуда я знаю, кто к нам приходит, когда меня дома нет.

– Ты сам не веришь в то, что говоришь.

– Так что ты хочешь, чтобы я поверил в эту чушь про мои похороны? Такого все равно не может быть.

– Почему? – тут же вцепилась я в него.

– Потому что чудес на свете не бывает.

– А ты уверен в этом? А разве это не чудо, что мы вообще как-то попадаем на эту землю, живем на ней, а потом уходим неизвестно куда? Да люди просто боятся чудес, и стараются не видеть их. А ты такой сторонник скальпеля Оккама?

– Какого еще скальпеля? – удивился он.

– Ну, вот, – совершенно искренне огорчилась я. – А я думала, ты читаешь книги.

– Я и читаю, – обиделся он. – Только, может быть, не те книги, что ты.

– А какие же?

– Не важно. Ты давай объясни, что ты имела в виду.

– Оккам это древний философ. Он жил в тринадцатом веке, но был очень трезво мыслящий человек. Он сказал «Не следует увеличивать число сущностей, сверх существующих».

– Хорошо сказал, – иронически одобрил он. – Неплохо было бы еще понять, что это значит.

– Это значит, что не нужно выискивать что-то сверхъестественное, там, где можно обойтись естественными причинами. То есть, что чудес не бывает. И с тех пор мы так и живем, закрываем глаза на то, что не можем объяснить и говорим, что этого не может быть, потому что этого не может быть… никогда. Как у Чехова, знаешь?

Он кивнул.

– А на самом деле… А на самом деле «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». Это тоже, между прочим, очень неглупый человек сказал.

– Так что, ты мне предлагаешь поверить, что я умер, а теперь снова воскрес и даже не помню об этом?

– А что тебе еще остается делать, как не поверить? Жаль, что я не сфотографировала тебя в гробу. Кстати, у тебя есть темно-синий костюм?

Он кивнул.

– Вот ты в нем и лежал.

Он подпер голову кулаком, некоторое время задумчиво смотрел на меня и, наконец, сделал последнюю попытку.

– Слушай. А, может быть, ты у кого-нибудь узнала, ну, про костюм и про кухню, а теперь из меня идиота делаешь?

– Да? А зачем бы мне это было надо?

– Да откуда я знаю? Разыгрываешь, может.

– Хороший розыгрыш, особенно про таблетки, которые ты собираешься проглотить в восемь часов.

– Да, – вздохнул он, – таблетки это сильная карта. Я о них вообще никому не говорил.

– Ну вот, видишь?

– Ну-ну, просто дурдом какой-то.

– Точно, – поддержала его я.

Он с минуту еще пытался что-нибудь придумать, а потом вдруг невесело засмеялся.

– Чего ты? – удивилась я. – Что здесь смешного?

– Представляешь, вот я поверю тебе и начну кому-нибудь рассказывать, как он был у меня на похоронах, а я потом передумал и воскрес, и могу ему теперь его венок назад отдать.

На меня сразу нахлынули печальные воспоминания.

– Во-первых, – тихо сказала я, – это было совсем не смешно, это было ужасно. У меня до сих пор сердце разрывается, когда я вспоминаю об этом. Но это одно, а второе, и главное, что ты никогда никому не должен об этом рассказывать. Я и тебе не должна была говорить об этом.

– Почему?

– Так.

– Исчерпывающий ответ, конечно. Ну, хорошо, давай зайдем с другой стороны. Кто ты? И почему вдруг у тебя разрывалось сердце, когда ты меня увидела?

И тут я растерялась. Конечно, дома мне приходило в голову, что он спросит это. И в ответ я должна была честно и прямо ему ответить, что это потому, что я люблю его и искала всю жизнь. Но одно дело твердить это про себя и совсем другое сказать это вслух да еще парню, который видит меня, или считает, что видит, первый раз в жизни.

– Давай, давай, колись, – подбодрил он меня.

– Ну, я пришла взять у тебя интервью, – неуверенно начала я, Но он меня перебил.

– Это я уже слышал, это твоя официальная легенда, а ты говори правду: как ты попала в эту историю? Почему именно тебя прислали спасти меня? И кто прислал, в конце концов?

Я молчала, не зная, что сказать.

– Так, придется применить допрос третьей степени, – продолжил куражиться он. – Или все-таки будешь говорить?

– Я не могу говорить, меня никто не предупреждал, но я чувствую, вернее, я точно знаю, что об этом нельзя рассказывать.

– Почему?

И вдруг в моей голове прозвучали странные слова, и я автоматически повторила их – Великое таинство, великий грех.

– Понятно, – задумчиво сказал он, – ну и что мне теперь с этим всем делать?

– Во-первых, поверить мне. А во-вторых, не делать глупостей. Чего вдруг тебе умирать? Ты умный, интеллигентный, талантливый, красивый, наконец.

Он скептически усмехнулся.

– Да уж, красавец.

– Ты что и вправду не знаешь, что ты очень красивый? – удивилась я.

– Я так не считаю.

– Тогда слушай то, что тебе говорит женщина.

– Ох, женщина. Да ты девчонка, тебе, наверное, лет восемнадцать.

– Я старше тебя. Правда ненамного, – подумав, прибавила я. – А если ты мне не веришь, пойди и посмотри на себя в зеркало, пока оно не занавешено.

– Ну, вот, опять начинаешь свой бред про похороны?

– Знаешь, ты просто свинья. Я так старалась тебя спасти. А ты обзываешь меня сумасшедшей, орешь на меня…

– Ты тоже на меня орала.

– А что мне еще оставалось делать? – с обидой сказала я. – Я ведь борюсь за тебя.

Он вдруг перегнулся через стол, положил мне руку на плечо и виновато заглянул в глаза.

– Ну, хорошо, не обижайся, я, в общем-то, понимаю это и ценю, но представь себя на моем месте. Если бы кто-нибудь пришел к тебе и говорил такое, ты бы поверила?

– Знаешь, я не из легковерных и всегда требую доказательств, но если мне их предъявляют, я не настолько ограничена, что закрываю глаза и упорно твержу, что этого не может быть.

Он снова засмеялся.

– Вот видишь, какой выбор ты мне оставляешь: или поверить тебе или признать себя ограниченным. Ладно, ты мне все еще не сказала, зачем тебе это было надо.

– Что именно?

– Ну, вот спасать меня. Ты же меня до этого не знала.

– Я слышала твою музыку по радио и еще тогда думала о тебе, пыталась понять, почему ты пишешь такую грустную музыку. А потом мне дали в редакции это задание, и я подумала, что это судьба, и мы, наконец, увидимся и сможем поговорить. А потом, когда я пришла, то увидела, что опоздала. Мне было так горько и обидно, я была просто в отчаянии. А потом она начала там рыдать на всю улицу, но я заметила, что она рыдает, а сама поглядывает по сторонам, какое она производить впечатление. Я подошла к ней и заглянула ей в глаза. Там не было горя, только самодовольство. А ты уже лежал в гробу, совершенно беспомощный и ничего не мог исправить. Тогда я решила, что это неправильно. Ты не должен был умереть из-за нее. И я решила, что верну тебя. Наверное, это было угодно богу, потому что какие-то странные силы подсказали мне, что нужно делать. Все, – отрезала я, – больше я ничего тебе рассказать не могу.