Владимир Никулин - Крылья стрекозы. Повесть

– Ну что ты, Коля, как хвост, в самом деле, уже все смеются. Танька Пластун вон достала меня, издевается, говорит: «Вот выйдешь замуж за Кольку, он и будет везде за тобой таскаться. Ты в магазин – он с тобой, ты в парикмахерскую – он рядом, пойдёшь в баню – он будет возле дверей караулить».

– Пойдёшь, передай своей Таньке, что она дура безмозглая. И ещё ей скажи, что я тебя никому не отдам. Вот. Буду ходить с тобой в магазин, в парикмахерскую, если надо, буду стоять возле дверей бани, – возбуждённо ответил Николай.

– Вот дурачок, зачем ты мне в парикмахерской и уж тем более в бане? – засмеялась, упав в кресло, Лариса. – Ой, не могу! Коля, насмешил! А работать когда будешь?

– Я найду время, – буркнул обиженно Николай. – Ладно пошел я. Раз пойдёшь со своими подружками, иди. – И он вышел.

Время летело так стремительно, что Николай не заметил, как пролетело лето и вступила в свои права золотая осень. Николай сам уже второй раз сходил в военкомат, где настойчиво сказал, что хочет идти в армию. Капитан Артюхин, который занимался его документами, твёрдо пообещал, что его призовут в самых первых рядах. И похвалил его за сознательнось и патриотизм. А вот куда его призовут, в какие войска, не сказал. Но твёрдо заверил, что Николай «не будет жалеть, а после службы станет гордиться этим родом войск».

Идя после очередного посещения военкомата домой Николай, ступая на уже начавшие усыпать разноцветным ковром тротуар листья размышлял: «Вот Лора уже и студентка, с лёгкостью поступила в медицинский институт, два года пролетят быстро. Не успеешь оглянуться, а уже дома. Поступлю тоже в институт, а потом мы с ней поженимся. Наверно, пойду работать, а учиться поступлю на вечернее отделение. Вон, у завода же есть, где мать работает. Мать его, Валентина Ивановна работала на заводе нормировщицей и чтобы сын не болтался без дела до армии, устроила его временно, на склад».

Проходя мимо скульпуры революционера, разрывающего путы из колючей проволоки и напрягшего все свои каменные мускулы, Николай остановился. Он всегда с интересом глядел на этого гранитного человека, потому что лицо, высеченное талантливым скульптором, явственно выражало решимость и отвагу. А тело, некогда скованное колючей проволокой, распрямилось и было готово к борьбе. А ещё… лицом скульптура напоминала отца.

Николай, как и все дети, росшие без отцов, в своё время тоже задал вопрос: а где он? Но мама, печально погладив его по голове, ответила, что отец погиб. А на все дальнейшие вопросы ответила: «Когда подрастёшь, всё узнаешь». Потом он нашел фотографию, очень тщательно спрятанную матерью в одной замечательной книге. На этой фотографии было три человека, его мама, мужчина и он, Николай, на руках у этого мужчины. Николай перепрятал фото, а однажды, проходя мимо скульптуры, поразился, как они похожи, его отец и этот каменный революционер. И, придумав себе историю о том, что его отец это и есть этот самый революционер, Николай втайне гордился им.

В городе уже начали появляться кооперативные киоски, где продавались различные товары. Особенным у всех пользовались спросом жвачки, импортные сигареты, шоколадки и прочая заморская снедь. Для советского человека многие товары были в диковинку. Например, Николаю было не понятно, зачем покупать сухой сок в пакетиках, потом его разводить и пить. Когда можно взять банку натурального отечественного и пить себе на здоровье, и в своё удовольствие

Подойдя к одному из киосков, Николай остановил свой взгляд на пёстрой витрине. Наклонившись к окошечку, он спросил пачку своих любимых сигарет «Прима», жвачку и пару носков. Носки ему нужны были для комплекта, который он тщательно собирал, готовясь к отправке в армию. Николай всё любил делать аккуратно, продуманно и с чувством бережливого отношения к деньгам. Он не был скрягой, накопителем, но заработанные самим или данные матерью деньги не тратил бездумно.

Вот и сейчас, пересчитав остаток, Николай убрал сдачу в портмоне и размышляя пошел домой. «Всё вроде подготовил, блок сигарет, лезвия для бритья, пена, мыло, майка, плавки… Вот носки купил». Всё остальное соберёт по списку, что составил и несколько раз дописывал, добавляя как ему казалось, нужные вещи. Обязательно тетрадь, блокнот, ручку, карандаш. Всё должно быть в наличии, а то вдруг засунут в какую дыру, что рядом ничего достать будет невозможно. А посылка… пока от матери придёт, что же, просить у кого что-либо? Нет, не таков он, чтобы просить.

– О-о-о! – услышал Николай знакомый голос. На встречу ему шел, покачиваясь, его однокашник Лёха Пеников. Было видно, что тот навеселе.

– Ты чего, Лёша? – обратился к нему Николай.

– Чего я, ничего! Отдыхаю. Имею полное право. Я сегодня со смены пришел. Целые сутки на заводе горбатился, – стал выпендриваться Лёха. – Тебя то маманя пристроила на склад, а у меня нет блата, я вон в горячем цеху целую смену тележки с железяками тягал.

Николай, работая на складе, не сидел и не прохлаждался, потому что не было времени филонить. Завод работал бесперебойно, выпуская продукцию на экспорт. И ему как грузчику приходилось порой не сладко, хотя он был развитым юношей, но тренировки в секции самбо стал пропускать, отдав все силы на работе. Тренер однажды даже посочувствовал, увидев, какой он пришёл со смены, и посоветовал: «Ты, Коля, не надрывайся, если не можешь прийти, лучше отдохни. Так как вся жизнь у тебя впереди, если надорвёшься, будет плохо. А тренировка у тебя вон какая на работе. Так что побереги себя. Ты ведь не в чемпионы метишь». На том и порешили.

– Ладно, не обижайся, я так к слову, – сказал миролюбиво Лёха. – Пойдём, Колян, пивка замахнём, я угощаю.

– Не, Лёша, не обижайся, я тороплюсь, мне ещё Лору из института встретить надо.

– Ну ты, Коля, совсем от Лариски без ума. Жаль мне тебя, дружище, – сочувственно промямлил заплетающимся языком Лёха. Сейчас самое время погулять, а то потом семьёй обзаведёшься, некогда будет. Жалеть будешь. Вспомнишь мои слова.

– А чего меня жалеть! – засмеялся Николай. – Ты вон себя пожалей, а я уж как-нибудь обойдусь. – Хлопнув того по плечу и протянув руку для прощания, Николай закончил: – Ты, Лёша, в армию идёшь?

– Ну да, куда я денусь. Все там будем. – и он заржал от своей шутки. – Ладо, давай пока, – протяул Пеников руку.

– Ты, Лёша, готовься к армии и брось пить.

– Знаешь что, иди ты куда? Морализатор нашёлся. Я сам себе хозяин, понял? Вот. Так что иди и готовься, а я лучше отдохну, потому что неизвестно, в какое пекло запихают. Потом хоть вспомнить будет что.

И он, ухмыляясь, покачиваясь, пошёл в сторону киосков.

На сборном пункте райвоенкомата было шумно. Вокруг толпились люди, пришедшие проводить новобранцев. А тех, кого забирали в армию, почти и небыло видно, так как они все растворились в бурлящей и возбуждёной толпе. Призывников, собранных в этот день было немного, всего десять человек, и им ещё предстояло добраться до областного сборного пункта, а уж там окончательно узнать, куда, в какие войска они попадут. В приписном свидетельстве у Николая было написано коротко ВВС. Он и думал, что призовут на какой-нибудь аэродром в качестве обслуживающего персонала, хотя просил того же Артюхина, чтоб тот посодействовал и направил, например, в десант, аргументируя свою просьбу тем, что уже десять лет занимается в секции самбо. Из их класса призывали пока только его – Николая, Лёху Пеникова и Серёгу Антонова. Они шли самыми первыми, и поэтому провожать их пришёл почти весь класс. Почему почти – да потому что тихоня Люба Лепёхина недавно вышла замуж и переехала в другой город. И все одноклассники по этому поводу охали да ахали, удивляясь: «Вот уж на кого подумать не могли, так это на тихоню Лепёхину. Все были готовы к свадьбе Николая, дружившего с Лорой Хитушко не один год, но чтобы эта тихоня…»